Галина Уланова - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Ковалик cтр.№ 21

Критик Юрий Броденсен, впервые увидевший Галю в рахманиновской миниатюре, увлекся и танцем, и образом: маленькая светлоглазая девочка, носившаяся в темпе польки с необычайной легкостью, напомнила ему севрскую статуэтку. Эта «невесомость» стала символом улановского стиля, его характерной приметой. Плисецкая вспоминала типичный «балетный» разговор о технических «слабостях» и «природных изъянах» Галины Сергеевны, который нередко велся во время ее триумфов: «И вдруг Семенова, сама судья злющая и уничижительная, но иногда справедливая по «гамбургскому счету» искусства, отпарировала: «Галька легкая, а это тоже техника»… Быть на сцене легкой — редкий дар».

Польку стали называть первым успехом Улановой. Она же парировала: «Что значит — успех? Ну, это не то, что успех, очевидно, так постепенно что-то немножко накапливалось, вырастало». Да и родители не позволяли укорениться в ней ранним, еще мало чем подтвержденным амбициям. Отец постоянно внушал: «Тебе будут говорить, как будто ты способная девочка, но ты никого не слушай. У тебя есть большое зеркало, пожалуйста, проверяй». Так прививалось Гале уважение к профессии. Балерина призналась:

Очевидец первых выступлений ученицы Улановой Семен Розенфельд отмечал, что поначалу в школе она не выделялась из общей среды, «была мила и грациозна в меру детских возможностей, пожалуй, не больше остальных воспитанников».

С первых ученических па Галя начала рассказывать о себе балету — и только ему. Она очень быстро усвоила, что, если скажешь вслух о своем сердечном или душевном влечении, оно обязательно увянет, не успев расцвести. Не лучше ли запечатать свою сущность молчанием и довериться балету? «Я немножко туго раскрывалась», — призналась Уланова. Эта «тугость» стала предохранителем, уберегшим ее и от фальстарта, и от холостого выстрела.

В театре шуточных габаритов дела вершились серьезнейшие. Его афиша включала дивертисменты и спектакли «взрослого» академического репертуара. Галя не только была занята в массовых сценах, но и старательно исполняла довольно сложные классические вариации. Так из года в год воспитанницы набирались бесценного сценического опыта. Уланова отмечала:

Уютный театрик имел хорошую сцену, кулисы, профессиональные декорации, собственную костюмерную, был оборудован узкой оркестровой ямой, где стоял рояль, под аккомпанемент которого проходили учебные спектакли. Как и в царское время, небольшой партер всегда переполняла публика. Ученические представления были платными, и сборы шли на пополнение театрального гардероба, покупку декорационных материалов. Галина Сергеевна писала:

Она до конца своих дней предпочитала всё делать вручную; например, имея в доме стиральную машину, свои вещи продолжала стирать только руками.

Воспитанники любили школу до самозабвения. Казалось, отними у них театр, репетиции, Театральную улицу, получившую в 1923 году имя Зодчего Росси, — и «кончится жизнь». Ансамблевый шедевр великого архитектора являл не «застывшую музыку», а скорее, «застывшую хореографию», которая впитывалась учениками «с молоком» их альма-матер. Сын известной балерины Гертруды Росси, пасынок великого танцовщика Шарля ле Пика, современник классицистического творчества балетмейстера Шарля Дидло, Карл Росси архитектурной композицией утвердил на века главенствующее положение Петербургского театрального училища в мире русской культуры.

Со школьной театральной площадки стартовали многие выдающиеся танцевальные карьеры, среди которых творческий путь Улановой, несомненно, величайший. Сама же балерина подчеркивала, что детские выступления помогли ей в дальнейшем справляться с волнением, которое она испытывала, поступив в труппу театра: «Это было очень полезно. Это и практика, и привычка к сценическому поведению».

С особым почтением упоминала Уланова одного из педагогов — А. В. Ширяева, знаменитого характерного танцовщика, имя которого присвоено школьному театру:

Ширяев, казалось, умел всё: хорошо играл на многих инструментах, мастерил макеты сцен из старинных спектаклей, с появлением кинематографа купил камеру и собирался снимать фрагменты хореографических постановок в исполнении выдающихся мастеров, однако эту инициативу не поддержала недальновидная дирекция Императорских театров.

Известный историк театра Юрий Слонимский описал атмосферу большой комнаты Ширяева: «Театральные костюмы, предметы экзотического обихода обитателей Азии, Африки, маски, музыкальные инструменты, зарисовки пейзажей, танцев, афиши давно минувших дней — всяк входящий переполнялся впечатлениями, каких раньше не знал, а владелец всего этого представлялся ребятам кудесником… Когда же, расхохотавшись при виде восторгов посетителей холодной, но привлекательной комнаты, Ширяев вытаскивал допотопный кинопроекционный аппарат и пускал ленту с пляшущим человечком, в котором узнавали хозяина, делающего головоломные па, их охватывало удивление и безграничное уважение к человеку, способному создавать такие чудеса. А для него они были чем-то обыкновенным: Александр Викторович говорил обыкновенные слова, делал обыкновенные движения натруженными руками, разговаривал с детьми и подростками, как с давними друзьями, устанавливая с ними нерасторжимый союз».