— Вот и правильно, дорогуша! Тебе обязательно надо отдохнуть! Вернешься загорелая… Я бы тоже уехала, если б не дети. Может, летом вместе махнем, оторвемся?
«Оторвемся»! Видно, Вероник хочет казаться моложе, чем есть. Это она так кокетничает. Я-то подозреваю, к сожалению, что отрыв у нас получился бы довольно унылым.
— Почему нет, давай съездим. Ну, расскажи, как у тебя дела?
— А, у меня… Ну, я тут узнала, что эта шалава беременна! Представляешь? Он снова станет папой, в его-то возрасте! Ему впору дедушкой быть! Сделал из себя посмешище. Дети в ярости просто. Он из-за шалавы своей совсем тронулся умом. Вот как ты себе представляешь — в его годы подрываться среди ночи, чтобы дать бутылочку?
В последнее время лишь одно доставляет Вероник удовольствие — обзывать юную разлучницу шалавой. В этом слове умещается вся ее ненависть. Мне оно режет слух, но я понимаю подругу: такой печально-банальный разрыв опустошил ее и наполнил желчью. Неудивительно. Должно быть очень больно, когда тебя после двадцати лет совместной жизни выкидывают, как подгнивший огурец. Но сегодня у меня нет желания выслушивать ее жалобы. И вообще, лучше бы она всю свою злобу обратила не на бывшего, а на лишние килограммы. Тут у нее большой простор для деятельности. Да, знаю, я несправедлива к ней. Но вот не могу жалеть ее искренне. Целых двадцать лет она жила в семье. Она познала счастье. Я — нет. Вероник верно подметила: я изменилась. Еще недавно была «синим чулком», схоронившей отца сироткой, а сегодня я деловая женщина, которая зашла выпить по бокалу с подружкой после рабочего дня. Деловая женщина, которая готовится к свиданию с мужчиной. А то и к сексу.
Предлагаю выпить еще.
— И верно, главное — не сдаваться! Вон те тарелочки с колбаской вроде ничего так на вид, а? Может, возьмем одну?
Домой возвращаюсь сытая и слегка поддатая. На ужин у телевизора сил уже нет, поэтому сразу лезу под одеяло. Я не стала рассказывать Вероник о завтрашнем свидании — сама еще не знаю, что буду делать, может, вовсе не пойду. Трудно представить меня залезающей на барный табурет в юбке и без трусов. Да ладно табурет — без белья вообще-то холодно, и потом — вдруг кто-нибудь заметит? А главное, боюсь, это будет меня сбивать. Вот как развлекать незнакомца культурной беседой с голым-то задом? Все, больше ни о чем думать не хочу. Хочу спать. Давно я не засыпала, торопя завтрашний день. Непредсказуемый день. Непредсказуемый вечер.
Просыпаюсь от звонка будильника, выключаю его и блаженно сворачиваюсь под теплым одеялом в комок. Слушаю, как стучат капли дождя по стеклам. Вставать не хочется. Шевелиться даже неохота. Мне уютно в своей норке, я сегодня нежусь, словно сурок. Не могу собраться с духом и пойти на работу — возьму да и не пойду. Сколько таких вот счастливых моментов я упустила? Как истинная дочь своего отца, день за днем, неделю за неделей, месяц за месяцем, год за годом я экономила большие и маленькие удовольствия, не давая себе ни расслабиться, ни просто почувствовать себя хорошо. Все принесла в жертву труду и чувству долга, настоящий солдат. Но этот день я начну с ванны, долго буду в ней лежать, а потом пройдусь по магазинам. Надо подобрать юбку или платье — такое, чтобы придать мне безрассудства и смелости.
Открываю флакон с пеной, из-за которой пережила такой позор. Под струей воды густая жидкость превращается в пышную ванильную шапку. Сперва я с наслаждением погружаю в нее ногу, а потом залезаю и вытягиваюсь в горячей ванне, невольно думая о том, как буду принимать ее в Рождество. Что, если это не самая удачная идея? Когда я умру, ванна остынет, пена растает, и останется только мое хладное тело в мутной воде. Сколько я так пролежу, прежде чем меня найдут? Вероник будет уверена, что я спокойно загораю себе на сейшельском пляже, соседи наверняка из города уедут, а на работе никто не спохватится из-за моего отсутствия до конца праздников. Разве что Франк в «Скорую» позвонит? Но когда он позвонит — до или после? В каком состоянии меня обнаружат? И какая бригада приедет, не та ли, что была в салоне красоты? Сумеют ли они меня опознать? Если верить детективным фильмам, тело, долго пролежавшее в воде, выглядит не слишком привлекательно. Вот, у меня всего за час пальцы уже сморщились, а что будет через несколько часов? Или дней? Нет, лучше все-таки лечь, приняв снотворное, в кровать. Это будет как-то достойнее. И мягче. И приличнее. Странные мысли о смерти слегка пьянят меня. Но не пугают. Например, моя мама вообще не успела разглядеть свою смерть. Ходила, как обычно, по магазинам и вдруг почувствовала боль в груди, без единого крика упала, продукты рассыпались по тротуару, а она уже не смогла их собрать. Сердечный приступ. Так резко, неожиданно, так несправедливо. Я и не думала, что моя мама смертна, пока она не умерла. Она была всем для меня и ушла, не предупредив, не сказав ни слова, зато продуктами запаслась — хорошая хозяйка. Наверное, думала, что бы приготовить на обед, а секунду спустя все кончилось, будто кто-то выключил свет. Легко и просто. Зато папа умирал трудно, мучительно, долго. Несколько недель ему делали бесполезную химиотерапию, потом оставили его в покое, и началась длительная агония. Помню, он лежал на продавленной больничной кровати, худой, серый, лицо как бумажное. Его клетки отмирали одна за другой, тело таяло, даже синева глаз поблекла. Он превращался в призрак, который мог напугать лишь самого себя. Прямо маленький мальчик, дрожащий от страха. В самом конце спросил, умрет ли он, я не смогла ответить, только помотала головой. Но мои слезы были красноречивее. До сих пор не могу себе простить, что не утешила его. Я не была готова нести такой груз в одиночку. А сейчас ничего не боюсь. Смерть у меня под контролем. Умру, когда захочу, где захочу и как захочу.
Вода уже чуть теплая. Я вылезаю и заворачиваюсь в большое полотенце. Разглядываю себя в зеркале. Благодаря запотевшему стеклу я выгляжу не такой уж страшной, просто очень худой. Надо держать осанку. В полумраке можно скрыть кое-какие дефекты, правильную иллюзию создать. Делаю укладку, как научил Люлю, мажу тело парфюмированным кремом, чтобы смягчить кожу, и одеваюсь.
В телефоне меня ждет заполошная смс-ка от Лоры: «Что-то случилось? Ты где? Может, все отменить?» Спешу ее успокоить: «Спасибо, все хорошо. Взяла на сегодня отгул. Вечер в силе».
Лора воздержалась от дальнейших комментариев, и я это очень ценю. Наверное, поняла, что меня могут сейчас отпугнуть всякие смайлики или истеричные эмодзи. Все, пора покинуть мою тихую обитель, на поиски идеального наряда осталось всего несколько часов. И я направляюсь в единственный магазин одежды, которому доверяю.
По улыбке продавщицы видно, что она узнала меня. Сразу подалась мне навстречу, бросив на произвол судьбы других покупательниц и улыбаясь во весь рот. Зубки у нее на зависть — белые и ровные, словно драже. Я инстинктивно стараюсь не показывать свои — крупные и кривые.
— Как поживаете, все хорошо?
— Да, спасибо.
— Могу я вам чем-то помочь?
— Я бы хотела присмотреть какое-нибудь платье или юбку.
— У меня есть замечательное платье, оно вам очень пойдет!