6. В Лос-Анджелесе
Существует множество воспоминаний о том, что позже было названо Второй марсианской войной, однако они сильно различаются по качеству и достоверности – большая часть из них, насколько я могу судить, была написана «очевидцами», находившимися глубоко в тылу, и основана на свидетельствах, полученных через вторые или даже третьи руки. Но, чтобы получить правдивые сведения, нужно свидетельство очевидца, наблюдавшего битву своими глазами и при этом достаточно удачливого, чтобы избежать смерти в мясорубке тех майских дней, – и, конечно, достаточно честного, чтобы изложить события именно такими, какими он или она их видели, не приукрашивая правду из соображений коммерции или собственного возвеличивания.
И, на мое счастье и счастье историков будущего, такие очевидцы существуют.
Одна из них – Чери Гилберт, ныне достаточно известная фигура. На тот момент ей было двадцать четыре года, и во время высадки марсиан неподалеку от Лос-Анджелеса она работала личным ассистентом директора кинокомпании «Парамаунт». Чери уже тогда имела больше навыков, чем обычный офисный клерк, а в индустрии на тот момент царил такой хаос, что время от времени ей приходилось брать на себя самые разные задачи, включая и технические. В 1921 году она даже неожиданно для себя стала оператором на съемках «Любовницы кайзера» Гриффита, поскольку инфлюэнца вывела из строя половину команды.
– Именно поэтому тебе нужно пойти со мной, – говорил Гомер Гирднер, пока, задыхаясь, вел Чери вверх по Маунт Ли, покрытому зеленью холму, возвышающемуся над Голливудом, а потом еще выше, в горы Сан-Гейбриел. В Лос-Анджелесе было всего семь утра пятницы (а в Англии в это время – чуть позже полудня, и я была заперта в корпусе медленно ползущего по земле лэндшипа, о чем речь пойдет позже). Но ветер, дувший с материка к морю, уже успел принести слабый запах гари. Чтобы открылся обзор на восток, надо было подняться повыше. Однако все знали, что марсиане приземлились именно там, в глубине материка, в стороне Сан-Бернардино. И свидетельства войны уже были очевидны.
Все было точно так же, как и в Нью-Йорке. Две волны цилиндров: первые пятьдесят с чем-то – просто пустышки, которые воздвигли на земле Кордон, готовя плацдарм для второй волны. Та прибыла часом позже и принесла с собой экипажи и боевые машины. В следующие несколько часов этот же сценарий повторился по всей планете. Казалось, что в Голливуде никто не ложился, следя за обрывистыми радиосводками с первых боев: подразделения Национальной гвардии и регулярных войск встретили огнем марсиан, выбравшихся из цилиндров, но без какого-либо заметного эффекта. Позже, через несколько часов, примерно к рассвету – вновь точно так же, как и в Нью-Йорке, – боевые машины марсиан вышли за пределы Кордона и начали наступление.
Поэтому теперь, этим ранним летним утром, спустя всего шесть часов после того, как в Калифорнии приземлился первый цилиндр, в холмах уже ощущался запах гари.
Гомер шел впереди по тропе, задыхаясь и обливаясь потом. Его слова прерывались одышкой – хотя, как отметила про себя Чери, это она тащила на себе видеокамеру, а сам Гомер нес только легкие катушки с пленкой.
– Я знал, что ты согласишься, – говорил он.
– Неужели?
– Ну перестань. Фигурально выражаясь, ты самый смелый парень из всех, кого я знаю.
– Очень мило с твоей стороны.
– Я серьезно. Это ведь ты продолжала снимать, когда на площадке «Нерона» декорации загорелись по-настоящему, – все остальные убежали, поджав хвосты, а ты сделала великолепные кадры. И еще я видел, как ты врезала актеру, который распускал руки.
– Меня за это чуть не уволили, – гневно сказала она, сама начиная задыхаться – тропа стала еще круче. – Повезло, что его разбитую губу оказалось несложно скрыть при помощи грима.
– Он получил по заслугам. Послушай, Чери, мы сегодня станем свидетелями исторических событий – да черт побери, мы сами творим историю! Мы единственные, кто заснимет, как марсиане входят в Лос-Анджелес. Это будут просто потрясающие кадры, и однажды фильм снимут уже о нас с тобой.
– Подозреваю, в этом фильме мы будем любовниками.
Он шел по тропе к ней спиной, но Чери была абсолютно уверена, что в этот момент он залился краской. Гомер был редактором сценариев и мечтал снимать собственные фильмы – черт возьми, да об этом все вокруг мечтали, за вычетом тех, кто грезил об актерской карьере, – и еще она знала, что он в нее влюблен.
– Так или иначе, – сказал он, – мы заработаем кучу денег.
Но Чери уже не слушала его. Запах гари усилился, и ей показалось, что в утреннем воздухе разносятся какие-то звуки: словно бы отдаленный рев, ликующий или яростный, словно крик огромного зверя: «Улла… Улла…»
Чери продолжала карабкаться вверх. Они должны были все выяснить – а что еще оставалось?
Наконец они добрались до площадки, которая, по словам Гомера, подходила для съемки; он сказал, что заранее ее приметил. Пока Чери устанавливала камеру на штативе, Гомер бросил коробки с пленкой, вынул из рюкзака радиоприемник и стал его настраивать, пытаясь поймать сигнал. Потом они оба принялись рыться в рюкзаке в поисках бутылок с водой.
Чери окинула взглядом открывшийся вид.
Место действительно было выбрано удачно. Лос-Анджелес расположен в низине, обрамленной горами на западе и востоке, и отсюда, с этой высоты, в объектив попадало все: и бесстыдный блеск Голливуда, и серая груда зданий в центре города. Прямо под ногами виднелось зеленое пятно Пасадены, пригорода с лужайками, кустами роз и вьющейся геранью; Чери давно вынашивала мечту когда-нибудь туда переехать. А на западе, за городом, простиралась бесконечность Тихого океана, все еще покрытая утренним туманом. Этим утром океан усеивали суда: яхты, пассажирские лайнеры и продолговатые серые силуэты боевых кораблей.
Дорога, ведущая из города, тоже казалась запруженной – хотя даже самые крупные автомобили выглядели отсюда ползущими муравьями. Чери показалось, что она услышала пронзительный свист паровоза, почти такой же тревожный, как и те жутковатые крики с востока.
Прошлой ночью, когда наконец выяснилось точное место приземления марсиан, бо́льшая часть ее знакомых в Лос-Анджелесе сказали, что планируют собрать вещи и убраться из города. Если они действительно решились уехать, то их путь наверняка лежал на север, в сторону Сан-Франциско, по лучшим шоссе и по прибрежной железнодорожной линии. Ей стало интересно, поставят ли камеры на вокзалах и вдоль шоссе, чтобы запечатлеть этот великий американский исход, повторяющий то, что случилось на Лонг-Айленде и до этого дважды в Лондоне.
Впрочем, пора было приниматься за дело. Она установила камеру, зарядила ее пленкой и вручную перемотала несколько кадров, настраивая панорамную съемку. После она развернула камеру и сфокусировала ее на Гомере, который сидел на грязной земле, надев наушники, и возился с радио.
– Вот дерьмо, – вдруг сказал он.
Чери нахмурилась: он редко ругался.