Посмотрев расчёты, Эзекиел вздохнул:
— На бумаге вроде всё гладко, но жизнь иногда вносит такие поправки, что перечёркивает все наши предварительные подсчёты. По— моему, тут очень большой риск.
— Папа, если мы не будем рисковать, то никогда не станем богатыми! — отрезала Камилия. — Пойми, я хочу жить так, чтобы ни от кого не зависеть — ни от мужа, ни от президента с его непоследовательной политикой, ни от войн и экологических кризисов. А для этого у меня должен быть о— очень солидный капитал! Упоминание о войнах заставило Эзекиела задуматься. Угроза новой мировой войны, исходившая от фашистской Германии, весьма беспокоила его. Богатый жизненный опыт подсказывал ему, что гонения на евреев, начавшиеся в Европе, вместе с войной распространятся и на другие континенты, и тогда действительно потребуется много денег на то, чтобы, спасая свою жизнь, откупаться от фашистов самых разных мастей. Тут Камилия права...
Склонив на свою сторону отца, Камилия легко уговорила и Умберту. В результате у неё оказалось пятьдесят процентов акций, и она стала полноправной совладелицей ткацкой фабрики. Там у неё появился свой кабинет, в который она и пригласила Нину для собеседования, прежде чем принять её на работу.
Требования Камилии, о которых она заявила Нине, были предельно жёсткими: никаких забастовок, никакого, даже малейшего, неповиновения.
— Работать придётся много, а получать, на первых порах, мало, — продолжила она. — Такой режим необходим для развития фабрики. Мы значительно увеличиваем объём производства, а это требует больших затрат. Пока мы только вкладываем деньги, но они ещё не приносят прибыли. Поэтому нам всем придётся потуже затянуть пояса...
— Если ткачихи затянут пояса ещё туже, у них станут кости трещать, — прервала её Нина. — И работать ещё больше за меньшую плату никто из них не будет, не обольщайся.
— Ты пытаешься внушить мне, что мы с тобой находимся по разные стороны баррикад, но это не так, — принялась уговаривать её Камилия, зная от Умберту, что присутствие здесь Нины необходимо для нормальной работы фабрики. — Мы ведь с тобой подруги.
— Мы были подругами, когда ты жила вместе со мной в бедняцком квартале. Но деньги, к сожалению, разводят людей, — возразила Нина. — У меня не может быть общих интересов с богачами.
— Да ты просто с ума сошла! — взорвалась Камилия. — Ведь ты же любишь Жозе Мануэла и могла бы прекрасно жить с ним подальше от этой паршивой фабрики. А ты, выходит, разошлась с ним по идейным соображениям? Только потому, что он богат? Это безумие, Нина! Если бы меня так же любил Тони, как Жозе Мануэл любит тебя, я бы наплевала на все свои убеждения ради счастья с любимым человеком!
— Мы расстались с Жозе Мануэлом не из— за его богатства, а из— за того, что он не хотел понять меня, — пояснила Нина. — Но теперь он стал с уважением относиться к моим интересам, и если мы опять будем вместе, то ему придётся смириться с тем, что я буду работать и жить своей жизнью.
Камилия рассмеялась:
— Не думала, что ты настолько наивна, Нина! Да знаешь ли ты, что Жозе Мануэл приходил ко мне и просил, чтобы я не брала тебя на работу. И я уступила его просьбе, потому что он любит тебя! А что касается твоих убеждений, то он просто делает вид, будто разделяет их. На самом же деле он хочет держать тебя при себе, и крепко держать!
— Вот, значит, как всё было?! — вспыхнула Нина. — Что ж, он за это дорого заплатит!
И она, отправившись к Жозе Мануэлу, сказала ему, что он действительно стал другим человеком — лгуном.
Жозе Мануэл опешил, и Нина объяснила ему, что ей стало известно, зачем он ходил к Камилии.
— Теперь наши пути разошлись навсегда! — заявила она и в очередной раз покинула дом, в который ещё вчера собиралась вернуться, чтобы жить там с Жозе Мануэлом.
Дома она плакала, и Мадалена не находила слов для её утешения. Она только ругала Нину за глупость и строптивость. А Нина всё твердила одно и то же:
— Он только на словах согласен дать мне свободу, а на деле хочет быть моим хозяином!
— Так, может, пусть лучше он будет твоим хозяином, а не тот сеньор с фабрики, который заставляет тебя работать, как скотину? — ввернула своё Мадалена и вновь услышала:
— Нет, я не буду зависеть от мужа! Тем более от такого, который обманывает меня. Всё кончено! Если бы он меня любил, то не стал бы лгать. Я нужна ему не как человек, а как красивая игрушка. Но я человек и никому не позволю унижать меня!..
Глава 21
Пока Тони и Мария были в отъезде, на Дженаро свалилась неслыханная удача: его давняя мечта стать концертирующим пианистом вдруг сама собой воплотилась в реальность.
Произошло это, в общем, случайно. В отеле Жонатана поселилась семейная чета, бежавшая из Германии. Это были очень богатые евреи. Муж — банкир, жена — большая любительница классической музыки. Там, в Германии, она понесла тяжёлую утрату — фашисты убили её родного брата, который был талантливым пианистом, концертирующим по всей Европе.
И вот в память о любимом брате госпожа Голдсмит и попросила Дженаро исполнить несколько пьес немецких и австрийских композиторов.
— Мы евреи, но всю жизнь прожили в Германии, вот почему эта музыка стала для нас родной, — пояснила она Дженаро. — К несчастью, нам пришлось бежать оттуда. Мы бросили там всё, взяли только деньги и драгоценности... Боюсь, я никогда уже не смогу вернуться на родину, так пусть хотя бы музыка навеет мне приятные воспоминания. Сеньор Жонатан сказал нам, что вы — великолепный пианист— виртуоз.
Польщённый такой оценкой и таким вниманием к его персоне, Дженаро вложил в исполнение музыки Бетховена, Моцарта, Шумана всю свою душу и был за это щедро вознаграждён. Госпожа Голдсмит сказала ему, что во время концерта ей показалось, будто за роялем был её любимый брат. В её устах это было высшей похвалой, однако она не ограничилась комплиментами, а перешла к конкретному предложению:
— Вы, такой высококлассный пианист, не должны играть в ресторане, где люди, слушая вас, жуют. Я хочу помочь вам. Сначала мы устроим несколько концертов, где вы, я надеюсь, исполните музыку из репертуара моего брата. Разумеется, играть вы будете в настоящем концертном зале, который мы специально для этого снимем. А потом вы сможете формировать свой репертуар по собственному усмотрению.
— Вы что, хотите, чтобы я выступал с концертами постоянно? — спросил ошеломлённый Дженаро.
— А вы разве этого не хотите? — задала ему встречный вопрос госпожа Голдсмит и, не дождавшись ответа, продолжила: — Поначалу, пока вы ещё не достаточно известны широкой публике, я буду платить вам сама. Не беспокойтесь, это будут хорошие деньги. Вы сможете на них купить приличный автомобиль и поселиться в такой же гостинице, как эта. Но я не сомневаюсь, что очень скоро сборы от концертов превысят мои финансовые возможности, и тогда мы сможем отправиться в концертное турне по Соединенным Штатам.