— Пойдём, я отведу тебя к родителям, — безнадёжно повторял он время от времени. Но Камилия словно бы и не слышала его.
Тони представил настроение Жозе Мануэла, который, конечно же, уступит свою кровать Камилии и будет вынужден спать на полу, и стал действовать более решительно. Он обхватил Камилию за талию и почти понёс к двери. Наплакавшаяся Камилия, почти что, не сопротивлялась. Да и попробуй оказать сопротивление железным рукам, которые взяли тебя в оборот! Работа грузчиком не прошла для Тони даром, он стал необыкновенно сильным и крепким.
Жозе Мануэл сидел возле Мадалены и с наслаждением изливал ей свои обиды:
— Я пустил к себе Тони только потому, что он — ваш родственник. Если он поселит у меня ещё и свою жену, то я попрошусь ночевать к вам. Вы сами понимаете, мне там не будет места.
Мадалена в притворном ужасе замахала на него руками.
— Что надумал! Только посмей порог переступить! Мы с Ниной живо тебя образумим!
— Неужели моя готовность жертвовать собой ради вашей родни не заслуживает награды? — поинтересовался Жозе Мануэл. — А я-то думал, что вы с такой же радостью примете меня, с какой я — вашего Тони.
— Вот увидишь, наш Тони живо разберётся со своей Камилией. Мы не из тех, кто церемонится, если что-то нам не по нраву. Ты в этом убедишься. Я бы на месте Тони очень рассердилась: таскаться с таким животом вверх и вниз по нашим лестницам, значит, наделать вреда и себе, и ребёнку! Раз посадил тебя муж под крыло родной мамочке, сиди и дожидайся его в покое и холе!
Мадалена всерьёз не одобряла Камилию: с её-то сроком тащить чемодан, неведомо куда ехать! Удивительное, непростительное легкомыслие!
Жозе Мануэл слушал Мадалену вполуха, и всё поглядывал на дверь, надеясь, что вот-вот появится Нина. Он собирался просидеть в гостях столько, сколько нужно, чтобы её дождаться. Но Мадалена нарушила его планы.
— Нечего здесь рассиживаться! Отправляйся! Помоги Тони! Вы — мужчины, вы не понимаете, какой опасности подвергает себя Камилия! Отправьте её домой немедленно! Если будет надо, беги ко мне, я сама вам помогу.
Но помощи не потребовалось, Тони сам справился с упрямицей и чуть ли не на руках донёс её до родительского дома.
— Я буду тебя навещать, — пообещал он. — Не смей больше выкидывать таких штук!
Камилия снова разрыдалась. Тони махнул рукой и двинулся по улице, не оглядываясь.
Ципора приняла дочь в свои объятия.
Не прошло и нескольких дней, как у Камилии начались схватки. Дело шло к вечеру. Эзекиела не было дома, он задержался в лавке. Ципора срочно послала за повитухой. Камилия кусала губы и стонала. Когда схватки стали особенно сильными, она принималась звать Тони, как будто он мог ей помочь.
— Тони! Тони! — кричала она. — Я рожаю нашего ребёнка! Тони, где ты?
Ципора только вздыхала. Она не помнила, чтобы во время родов ей хотелось видеть Эзекиела. Своего ребёночка, да. Но Эзекиела? Всё-таки её дочь была не совсем нормальной, Ципора всё больше убеждалась в этом.
Камилия мучилась долго, как это часто бывает при первых родах. Роды были трудными. Тяжело пришлось Камилии, тяжело повитухе. Ребёнок никак не хотел кричать, наконец раздался слабый писк. И повитуха передала обмытого ребёнка счастливой Ципоре.
Камилия лежала без кровинки в лице и равнодушно смотрела в пространство.
— Сын! У тебя родился сын, доченька! — радостно твердила Ципора. — Наследник! Твой муж будет доволен. Мужчины гордятся сыновьями-первенцами.
Едва заметная улыбка тронула губы Камилии и тут же исчезла.
— Я устала, — сказала Камилия. — Очень устала. Мне кажется, я устала навсегда.
— Устала, доченька, так отдохни, — тихонько отозвалась Ципора, — поспи. Выспись как следует. Теперь уже можно.
Эзекиел был счастлив. Он мечтал о внуке, и мечта его исполнилась.
— Мой наследник будет правоверным иудеем, что бы ни решили его мать и отец, — твердо заявил он.
Ципора покачала головой.
— Я бы всё-таки с ними посоветовалась, — осторожно сказала она.
— Я бы тоже, — энергично закивал Эзекиел, — но только где взять этого Тони? Мы даже не можем сообщить ему о рождении сына.
На самом деле Эзекиел лукавил, не так-то уж трудно было разыскать Тони. Во-первых, Камилия побывала у него и могла дать адрес. Во-вторых, он и сам мог легко его разыскать. Но Эзекиел не хотел появления Тони, не желал лишних разговоров и лишних ссор. Он сделал вид, что не хочет беспокоить дочь, напоминая об ушедшем муже. Не стал и сам наводить справки. Эзекиел хотел растить мальчика сам, хотел, чтобы Тони навсегда исчез из их жизни, хотел, чтобы Камилия позабыла о нём и когда-нибудь вышла замуж за правоверного еврея. Вот чего хотел Эзекиел и не спешил сообщать Тони о рождении сына. Мальчику нужно было сначала придумать имя, потом совершить обряд обрезания, а уже потом сообщать отцу такую важную новость. Или вообще ничего не сообщать, раз тот не появляется в доме жены, хотя прекрасно знает, что ей вот-вот рожать.
Так считал Эзекиел. Ципора с ним не спорила. Камилия тоже. После родов она погрузилась в странное состояние. Она словно бы разучилась улыбаться, всё пугало её, она часто плакала. Плакал и малыш.
— Нервы! Это всё нервы, — вздыхала Ципора. — Нужно бы купить каких-нибудь капель. Может, им обоим полегчает.
Хлопот у неё хватало, состояние дочери внушало большие опасения, — Камилия была тяжело больна, и Ципора опасалась за её жизнь.
Глава 2
Мартино вернулся из очередной поездки. Ещё в дороге он заранее радовался уюту семейного очага, размеренному образу жизни. Он соскучился без Марии, без её заботы, и с нетерпением ждал трапезы вдвоём, предвкушая, как жена выбежит ему навстречу, как он её обнимет... Но жены не оказалось дома. Мартино встретили только нянька с приёмным сыном.
Дурное предчувствие сразу сжало сердце Мартино.
— И часто сеньора уходила из дома? — спросил он.
— Да, достаточно часто, — простодушно ответила нянька. — Она бы и мальчика брала с собой, но стоит ли таскать ребёнка по жаре?
Мартино тут же отослал няньку с мальчиком в сад, сел и задумался. Собственно, в том, что Мария уходила часто из дома, не было ничего дурного. Естественно, что молодой женщине не хочется сидеть взаперти, ей доставляют удовольствие прогулки по магазинам. Да и просто прогул¬ки тоже не вредят здоровью. Мартино постарался убедить себя, что в частых отлучках нет ничего особенного.
Мария вскоре пришла, но не радость расцвела на её лице при виде вернувшегося из дальней поездки мужа, а мелькнуло что-то вроде испуга.
Подозрения вновь завладели сердцем Мартино.
— Где ты была? — спросил он резче, чем хотел, и самый естественный при других обстоятельствах вопрос прозвучал как начало пристрастного допроса.