Волочь по узкому тёмному тоннелю длинноногого парня оказалось ужасно неудобно. У Госфена был фонарик, но подсвечивать дорогу и одновременно тащить Трая не получалось, потому двигались они преимущественно на ощупь. Очень скоро Эдаль начала сожалеть о своём исконном теле – тогда силы у неё было куда больше! И одежда неудобная – каблуки путались в подоле платья, тугая шнуровка сдавливала грудь, манто она и вовсе потеряла. Куда удобнее было бы в мужских штанах и просторной рубахе! Да хотя нагишом, как в волшебном саду! Нет, нагишом она бы замёрзла. В подземной комнате печка давала хоть какое-то тепло, но стоило попасть в тоннель, закрыть за собой дверцу, и сырой холод полез под одежду. Пожалуй, здесь было холоднее, чем снаружи.
Тоннель казался бесконечным. А преследователи не дремали: позади раздался торжествующий вопль – Фальнар добрался до схрона. Ещё минуты три ему понадобилось, чтобы вынюхать и подземный ход.
– Эдаль, стой! – разнеслось эхом. – Всё равно не сбежишь!
Она понимала, что он прав, что всё бесполезно. Тело сделалось ватным, последние силы покинули Эдаль.
– Не бойся, – постарался подбодрить Госфен. – Тоннель не прямой, из болтострела нас не достанут.
Болтострелы?! О них она и не думала. Преследователи догонят их без всякой стрельбы… и, будто подтверждая её страхи, далеко позади блеснул свет. Луч фонаря шарил по тоннелю.
Госфен неожиданно остановился.
– Что случилось?! – отчаянно зашептала Эдаль. – Быстрее нужно, они догонят сейчас!
Старик хмыкнул в ответ. Повозился с чем-то… и вдруг в тоннеле стало светло. Впереди распахнулась такая же квадратная дверца, как та, в какую они вошли. Только эта выводила прямо на поверхность.
Дневной свет показался нестерпимо ярким, Эдаль зажмурилась. Хотя в действительности ярким он не был – день выдался таким же серым и пасмурным, как и утро.
– Теперь – быстро! – поторопил Госфен. – Чего мешкаешь? Вытаскивай его.
Потайной ход вывел их в заброшенный двор. Покосившаяся, полуразваленная хибара, запущенный сад, кажущийся непроходимо-густым даже сейчас, когда листва с деревьев почти облетела, какие-то навесы. Под одним стояла крытая брезентом повозка, запряжённая парой лошадей. Лошади равнодушно косились на неожиданных пришельцев, жевали сено.
– Давай, давай! – не отставал Госфен.
Эдаль поднялась. Ноги после долгого ползанья на четвереньках затекли и ужасно кололи, но она постаралась не обращать на это внимания. Вдвоём кое-как перенесли Трая в повозку, уложили, Эдаль устроилась рядом. Госфен опустил полог, взобрался на козлы, взял вожжи, и они поехали. Куда? Спросить Эдаль не решилась. Наверное, старик знает, что делает.
Лошадей Госфен не гнал, чтобы не привлекать излишнего внимания. Повозка повернула, ещё раз, долго катила прямо. Эдали хотелось приподнять полог, выглянуть, но что если этого делать нельзя? Оставалось сидеть и прислушиваться к доносившимся снаружи звукам. Судя по всему, они ехали через весь город. Был полдень, людей на улицах хватало. То и дело доносились голоса, выкрики, время от времени – урчание моторов, цокот лошадиных копыт, ржание.
Затем звуков стало меньше, затем они и вовсе стихли. Повозка вновь повернула, стук копыт сделался глуше. Ага, значит, они на просёлке где-то за городом. Ещё несколько поворотов. Стоп. Госфен приподнял полог.
– Что ты там, не заснула? Можешь вылезать пока, ноги разомни.
Эдаль выбралась наружу. Повозка стояла на небольшой полянке в лесу. В полусотне шагов угадывалась заросшая травой колея, которой не пользовались по крайней мере с лета. В противоположной стороне сквозь деревья поблёскивала широкая водная гладь. Княж-река.
– Куда мы приехали? – обернулась она к Госфену.
– Пока никуда не приехали. Стражники весь город вверх дном переворачивают, пытаются узнать, на какой повозке и в какую сторону мы укатили. Но прочесать прибрежные леса у них руки не дойдут, этим они разве что завтра займутся. До тех пор мы в безопасности. Но дальше сейчас ехать нельзя – места открытые начинаются. Дальше мы отправимся, когда смеркнется. Ничего, нынче ночи длинные, до утра к предгорьям выберемся. Там-то уж точно нас никто не отыщет. – Он улыбнулся. – Я узел со снедью под лавку положил. Доставай, обедать будем.
– А Трай?
Губы Госфена опять сжались. Он порылся в кармане, выудил пузырёк с нашатырным спиртом:
– На! Развлекайся, если желание есть.
Бед-Дуара и Ламавина заперли в камеру подземного этажа тюрьмы. В самую отвратительную, насколько бывший командующий княжьей стражей мог судить. Здесь не было даже деревянных топчанов. Здесь вообще ничего не было, лишь вонючее ведро в одном углу да охапка прелой, грязной, почти такой же вонючей соломы в другом. А ещё: холодный каменный пол, каменные стены, позеленевшие от сырости, каменный свод. Ни лампы, ни масляного светильника – серый свет едва пробивался сквозь зарешеченную щель под потолком.
Их привели сюда, как только дирижабль причалил к башне у княжеского дворца. Железная дверь захлопнулась, лязгнули, становясь на место, запоры, протопали сапоги надзирателей в коридоре. И стало тихо. Совсем. В этот склеп, похоже, и крысы не забредали. Ламавин постоял, с кряхтением опустился на солому. Спросил:
– Жрать нам хоть дадут?
Бед-Дуар усмехнулся:
– Дадут. Может, не сегодня, но дадут. Уморить голодом в их планы не входит. Княгиня для нас похитрее пытку придумает.
– Не сегодня… – Ламавин вздохнул. Снова спросил: – А эт… она нас и впрямь каждый день казнить станет? Разве так можно? Ну, чтоб казнить, а человек не помер?
– Можно. Человек – тварь живучая.
Ламавин вздохнул громче и тоскливее прежнего.
Бед-Дуар обошёл камеру по кругу. Итак, их замысел провалился с треском. Почему? В чём они ошиблись, где дали слабину, позволили Небожителям заподозрить подвох? Да, Фальнар выдал Госфена, но об Эдали, Трае, тем более о готовящемся нападении на Небесный Город эта мразь не знала ничего.
Он присел рядом с толстяком, хлопнул его по плечу:
– Не вздыхай ты так, не помирай раньше времени. Успеешь ещё. Лучше расскажи, что случилось в Залах Таинств.
Толстяк отвернулся. Буркнул:
– Почём я знаю? Небожители мысли читать умеют…
Голос его выдавал. Бед-Дуар сжал плечо пальцами, заставив толстяка крякнуть от боли.
– Не темни. Всё одно вместе на эшафоте стоять будем. Выкладывай, из-за чего проболтался.
Ламавин попытался отодвинуться, но Бед-Дуар не пустил. И толстяк сдался, пробубнил тихо:
– Там девка была… Ну, не девка – Небожительница. Обличье у неё – как у Кветки! Я замешкался, не смог сразу ударить, а она меня – молниями! Знаете, как больно?!
– Знаю, – кивнул Бед-Дуар. И он успел испытать на себе эфирное оружие.
– Ну вот… если б не это, я б всё правильно сделал. Я примерился уже! Так бы огрел, что мало не показалось бы!