Учинять допрос Бед-Дуар приехал рано утром. Верхний Город ещё спал. Нежились дворцы, прикрыв тяжёлыми бархатными шторами окна, дремали, тихо роняя листву, деревья в парках и скверах, отдыхали уставшие за лето фонтаны. Не то что вельможи, но и челядь не выползала пока под серое промокшее небо. Лишь кабриолет Бед-Дуара одиноко катил по пустым тихим улицам. Возниц генерал не признавал, всегда садился за руль сам. Так и сподручнее, и на одного соглядатая меньше. А если учесть, кого он едет допрашивать, и подавно лишний свидетель ни к чему. Обычно всё было наоборот, арестованных доставляли в резиденцию командующего, на верхний этаж белой башни Цитадели – как раз напротив княжеского дворца. Но сегодняшнюю арестантку выводить за стены тюрьмы не стоило.
Комендант уже был на месте – успели доложить, что Бед-Дуар наведывался в его заведение незадолго до полуночи и утром обещал приехать вновь. Но кого именно тот определил «на постой», комендант пока не знал. Полюбопытствует, разумеется. И поймёт, ибо вхож. Коменданту доверять было можно – пять мен назад он и сам прошёл путь от рядового стражника до генерала. Если кому-то вообще можно доверять в этом городе.
Коменданта Бед-Дуар отправил восвояси досматривать сны, а сам расположился в его кабинете. На первом этаже имелись специально оборудованные камеры для допросов, но они были «с ушами», это Бед-Дуар знал доподлинно. И надеялся, что собственный кабинет комендант тюрьмы от подобной напасти уберёг. Ввели арестованных, и он их рассмотрел внимательнее, при свете дня. Мужчина его не заинтересовал – обычный беднорождённый, недавно разбогатевший на мене и пока не успевший растранжирить монеты. А вот женщина… Бед-Дуар понял, что ночью её не разглядел. Прошедшие годы оставили след на знакомой внешности. Появилась сеточка морщин у глаз и в уголках рта, талия больше не была такой узкой, осиной, отяжелела, чуть опустилась грудь. Но при всём том женщина выглядела не старше, а моложе! За её плечами больше не стояли столетия, взгляд пронзительно-синих глаз не был холодным и безразличным. Испуганным, затравленным, но не безразличным.
Бед-Дуар почувствовал, как что-то кольнуло в груди. Нахмурился – этого ещё не хватало!
– Садитесь, – махнул рукой на стоящие вдоль стены стулья. Развернул изъятые в гостиничных номерах именные грамоты, приказал: – Ну-с, Ламавин Пука и Эдаль Волич, рассказывайте.
Мужчина и женщина послушно сели, переглянулись.
– Извиняйте, ваше превосходительство, – подал голос толстяк, – а про что рассказывать?
Бед-Дуар посмотрел не на него, а на женщину.
– А про всё. Где ты взяла это тело? Что о мене помнишь? За какой надобностью в Княжград пожаловала?
Женщина робко улыбнулась в ответ.
– Хорошо, я всё расскажу. Я ведь и приехала в Княжград, чтобы рассказать великому князю. Но ведь вы ему передадите, правда?
Бед-Дуар слушал её рассказ, не перебивая, не отводя взгляда. И понимал – первое впечатление оказалось ошибочным. Эдаль Волич, рыбацкая дочь, торговка из провинции – не дура, лишь волей случая вовлечённая в эту историю. То, что она жива до сих пор, – вовсе не досадное, но легко устранимое недоразумение. Тайна, ухватить которую он самую малость не успел в Устричной Бухте, и о которой так беспокоилась Небожительница Ва-Лои, в самом деле существует. Одна половинка её надёжно спрятана на верхнем ярусе Небесного Города. Зато вторая стоит сейчас перед ним.
Эдаль замолчала, окончив рассказ. Бед-Дуар выбил походный марш пальцами на столешнице.
– Весьма забавно. Значит, вы требуете защиты и справедливости? Утверждаете, что вы жертвы, а не преступники?
– Ваше превосходительство, – взмолился толстяк, – да в чём же наша вина, сами посудите? Неужто в том только, что моя компаньонка менялась с какой-то хитрованкой? Так она эт сделала не по своей воле, вы же слышали! Эт всё Небожители ошиблись! Перепутали, верно.
Бед-Дуар усмехнулся. С хитрованкой, подумать только! Этот дурень одной болтовнёй способен подписать себе смертный приговор. Хотя, если рассудить, он не сильно-то и ошибся. Воистину, попал не в бровь, а в глаз. Но в том деле, какое затевал генерал, толстяк был лишним, от него следовало избавиться.
– Вижу, ты и правда не знаешь, чей облик достался этой женщине, – сказал миролюбиво. – И ехать в Княжград ты не хотел, кажется?
– Клянусь, я…
Бед-Дуар прервал уверения взмахом руки:
– Тогда забирай свою грамоту и слушай меня внимательно. Сейчас тебя выпустят, и ты незамедлительно уедешь в свою деревню. Пока туда не доберёшься – рта раскрывать не будешь, и в деревне у себя помалкивай. Одно-единственное слово о том, что случилось в Княжграде, будет стоить тебе жизни. Понял?
– Ваше превосходительство, а… – Толстяк растерянно взглянул на женщину и тут же энергично закивал. – Понял, я всё понял!
Он вскочил было, готовый бежать прочь, но Бед-Дуар остановил его – куда ж ты бежишь, дурак? Здесь охрана на каждом шагу. Потянул шнурок звонка.
– Вызывали, ваше превосходительство? – В дверь заглянула усатая, щекастая рожа.
– Вызывал. Этого, – Бед-Дуар кивнул на толстяка, – вон из тюрьмы! А женщину… У вас «апартаменты» свободны?
– Так точно!
– Значит, её туда. Распорядись, чтобы через десять минут помещение было готово. Я отведу её сам. К заключённой без моего разрешения никому не входить, вопросов не задавать. Понял?
Тюремщик с удивлением покосился на женщину.
– А как же господин комендант?
– Коменданту я приказ напишу. – Бед-Дуар пододвинул к себе чистый лист бумаги, взял перо, макнул в чернильницу. – Ещё вопросы?
– Никак нет! – Тюремщик повернулся к толстяку. – Кого ждёшь? На выход!
Глава 3. Заговорщики
Ламавин с самого начала не сомневался, что рано или поздно всё выяснится и его отпустят. Он ведь не хитрован, а добропорядочный мещанин! Их с кем-то спутали, а ночь в кутузке – далеко не самое худшее, что может случиться. Но после разговора с грозным Бед-Дуаром он слегка усомнился в своей правоте. Разумеется, за себя он мог поручиться, но Эдаль… теперь он иначе воспринимал её рассказы. Надо же, такое насочиняла – якобы хозяева Небесья поменяли её не с тем человеком! Да на что им это понадобиться могло? С другой стороны – если та, вторая, хитрованка какая-то, то господа Небожители об этом наверняка знали.
Голова Ламавина с такими сложными задачками разобраться не могла. И стало быть, надобно поступать именно так, как велел генерал – помалкивать и уматывать домой в Берестовье. Эдаль пусть сама выпутывается из неприятностей. В конце концов он её сюда не тянул, наоборот, отговаривал.
Ламавин вспомнил волосы женщины, синие глаза, пухлые губы. Представил всё прочее, до чего так и не успел добраться, и грустно вздохнул. А второй раз вздохнул, когда сообразил, что никто больше не подскажет, как верно вести торговлю, и что барыша он теперь нескоро дождётся.