Алексей Кулаковский - читать онлайн книгу. Автор: Николай Коняев cтр.№ 61

Здесь он укрывался от преследования, здесь им написаны лучшие его поэмы и письмо «Якутской интеллигенции».

Теперь, перед отъездом из Качикатц, он тоже берется за письмо бывшему ученику и бывшему коллеге Семену Андреевичу Новгородову.

Мы рассказывали об отношениях «учитель — ученик» между Кулаковским и Новгородовым, начавшихся еще в Вилюйском училище.

Теперь эти отношения вступили в заключительную фазу.

Надо сказать, что за минувшие с той поры годы Семен Новгородов разительно изменился.

В 1913 году он поступил в Петербургский университет на арабско-персидско-турецкое отделение восточного факультета и уже в декабре того же года участвовал в работе Всероссийского съезда народных учителей, выступив с докладом «Краткие сведения об якутах, их школы и их право на образование», в котором поднял важные вопросы создания якутской национальной школы, а через год перешел на монголо-маньчжуро-турецкое отделение.

Февральскую революцию Новгородов встретил в Якутске, где учительствовал. Он опубликовал тогда на страницах «Якутских ведомостей» статью «Основные задачи якутской интеллигенции» и активно участвовал во многих съездах, так что после Февральской революции был избран членом исполкома бюро Комитета общественной безопасности Якутска.

Политическую карьеру Новгородов использовал для продвижения в жизнь научных наработок. На первом свободном съезде крестьян-якутов в марте 1917 года представил делегатам свой вариант якутского алфавита и поставил вопрос об издании первого якутского букваря.

Букварь был составлен народником Всеволодом Михайловичем Ионовым, хорошо известным большинству делегатов. Всеволод Михайлович пользовался в Якутии исключительным уважением. Многие якуты, желая подготовить своих детей в якутское реальное училище и женскую гимназию, отдавали их в «школу Ионова».

Семен Андреевич знал создателя букваря еще по Якутску, когда вовсю пользовался его библиотекой, а встретившись в Петербурге, сумел расположить настолько, что Ионов — он навсегда уезжал в Киев! — передал ему рукопись и разрешил пользоваться ею по своему усмотрению.

Съезд поддержал предложение о букваре, и летом 1917 года Новгородов переработал рукопись Ионова в новый букварь «Сахалыы сурук-бичик», который печатался на новом якутском алфавите, созданном Новгородовым на базе международной фонетической транскрипции.

Устроив дела с букварем, Новгородов продолжил учебу в Петербурге и в Якутск вернулся только в сентябре 1919 года, чтобы активно включиться здесь в работу якутского культурно-просветительного общества «Саха аймах», сначала в качестве его председателя, затем в качестве руководителя переводческой секции и заведующего курсами якутской грамоты.

Свержение колчаковщины и восстановление советской власти в Якутии могло обернуться катастрофой для Новгородова, но он не растерялся. Как вспоминал Степан Максимович Аржаков, конвоировавший его в тюрьму, Новгородов успел объяснить ему по дороге, что он уже изменил свои взгляды, что он советский человек, коммунист и большевик.

Действительно, Новгородов приветствовал декларацией советскую власть. «Мы, представители якутской трудовой интеллигенции, настоящей своей декларацией изъявляем свое признание существующей с 15 сего декабря советской власти… — говорилось там. — Мы мыслим новую советскую власть как коалицию всех живых сил страны против контрреволюции».

Вскоре он перевел на якутский язык Марсельезу и Интернационал и автоматически превратился если не в главного писателя Якутии — куда было Кулаковского деть, да и Платон Слепцов (Ойунский) не оставлял за советским строительством литературной работы! — то по крайней мере в главного здешнего лингвиста-языковеда.

При Максиме Кировиче Аммосове Новгородов становится руководителем подотдела по научному исследованию Якутской губернии, заведует его лингвистической секцией, председательствует в комиссии по составлению учебников на якутском языке.

При этом главные хлопоты Новгородова были связаны с введением нового алфавита. Так как это дело тормозилось отсутствием в Якутии необходимых шрифтов, Новгородов собрался в конце 1920 года в Читу, надеясь найти там необходимое типографское оборудование.

С предстоящей поездкой Новгородова и связано письмо Кулаковского от 4 декабря 1920 года.

6

Надо сказать, что было в отношении Алексея Елисеевича к своим талантливым ученикам то, что в Евангелии называется отсутствием лести. Эти слова Иисус Христос употребил по отношению к тем жителям Иерусалима, которые напряженно ожидают пророков. При явлении их они отвергают соображения личной выгоды и общественной пользы, желая лишь убедиться в подлинности посланцев Бога.

Это же отсутствие лести появлялось и в Кулаковском по отношению к ученикам, от которых он ждал особых свершений на благо народа.

«Я с удовольствием принял тот слух, что ты едешь в Читу, — пишет он Семену Новгородову в 1920 году из Качикатц. — Но, вместе с тем, во мне воскресла опаска, что ты упрочишь азбуку свою с ее недостатками. Я надеялся, что ты, позанявшись с детьми в школе, сам увидишь на деле эти недостатки, но ты не дожил до этого желательного момента и уезжаешь в ослепленном состоянии.

Ты принимаешь на себя громадную нравственную обузу, навязывая дорогой для твоего сердца родине невольную непроизводительную работу. И это тем паче обидно, что ты идешь наперекор своему основному принципу — быть полезным якутам»…

Суровое начало…

Суровое обвинение…

Суровый разговор…

Но мог ли он быть иным, если в угоду собственным научным амбициям, прямо на твоих глазах твой ученик стремился, как считал Кулаковский, помешать превратить якутов не только в говорящий на своем языке народ, но и читающий, но и пишущий на нем.

Разговоры Кулаковского с Новгородовым по поводу алфавита начались еще в Вилюйском училище, но сейчас к воплощению идей Новгородова в жизнь подключилась вся мощь государственного аппарата. Букварь, напечатанный по новгородовской транскрипции, буквально навязывался учителям, и Кулаковский не смог промолчать по этому поводу.

«Все кангаласские учителя ругают «Сурук-бичик» больше из-за отсутствия знаков препинания. Абсурд отсутствия знаков каждому бросается в глаза, кроме тебя. Это именно абсурд, а не что-либо иное. Если теперь ты, пользуясь моментом, установишь письменность без знаков препинания, то этим самым подготовишь ее гибель!..» — пишет он.

Подобно учителю в школе, собрав все хладнокровие, Кулаковский приводит бесспорные, как ему кажется, аргументы…

«Я думаю, что если бы пришлось фиксировать на бумаге чириканье птичек, и то пришлось бы делать знаки вроде многоточий… — пишет он. — В сущности, что такое знаки препинания? По-моему, это те же буквы, но немые, и они иногда красноречивее обыкновенных букв. По-русски я легко читаю, когда читаемое написано со знаками препинания, хотя бы с частыми сокращениями, полусловами. Если бы человек говорил без передышки, ударений, без восклицаний и вопросов, без больших и малых пауз — тогда только возможно отсутствие знаков препинания…