Сократ - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Суриков cтр.№ 37

Как-то он был в гостях у одного негодяя и, осматривая комнаты с роскошными полами, вдруг, откашлявшись, сплюнул хозяину в лицо, сказав: «Нигде не было более подходящего места» (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. II. 67).

Как бы то ни было, в высшей степени примечателен сам тот факт, что в сократовском окружении мы встречаем одновременно таких лип, как Антисфен и Аристипп, — полные антиподы. Неизвестно, как они относились друг к другу (можно догадываться, что враждебно), но учителя и тот и другой боготворили. Получается, он был чем-то близок обоим, оба находили у него мысли, неким образом созвучные их настроениям. Снова и снова убеждаемся: выражение «многоликий Сократ» (оно употреблено в качестве заголовка одной из предыдущих глав) — не преувеличение. Именно таким, многоликим, был он не только в изображении различных источников, но и в действительности.

* * *

Получилось так, что по ходу этой главы, по ходу нашего знакомства с окружением Сократа акцент в целом все более смещается от людей малоизвестных (как Критон, Херефонт) или даже вовсе безвестных (как ремесленник Симон) к людям, в той или иной мере прославившихся. В полной мере принадлежит к этим последним и тот афинянин, о котором сейчас пойдет речь, — Критий.

Крития, безусловно, нужно считать одной из самых ярких фигур в афинской политической и интеллектуальной жизни конца V века до н. э. В источниках его деятельность освещена достаточно подробно. Появляется Критий в «Воспоминаниях о Сократе» Ксенофонта, а в другом произведении того же автора — «Греческой истории», — особенно в его начале, этот политик и мыслитель выступает в качестве одного из главных героев, — если уж быть точным, скорее «антигероев», как и в речах оратора Лисия. Необходимо также специально оговорить, что Платон, приходившийся Критик» племянником, сделал его действующим лицом нескольких своих диалогов. Причем, судя по тому, что в числе этих диалогов с участием Крития — как ранний, сократический «Хармид», так и очень поздний, пифагорейский «Тимей», — интерес к личности своего дяди не покидал великого философа на протяжении всей жизни. Одному из своих диалогов Платон даже дал название «Критий». К сожалению, это то самое платоновское сочинение, которое по какой-то причине осталось незавершенным и до сих пор является одной из наиболее интригующих загадок древнегреческой литературы (тем более что «Критий» — знаменитая «книга об Атлантиде» ). Не обделен Критий вниманием и в исследовательской литературе, как в зарубежной , так и в отечественной .

В античной традиции он предстает в весьма колоритных, но при этом, безусловно, негативных тонах: как враг демократии, олигарх и лаконофил (убежденный поклонник Спарты), человек исключительно последовательных взглядов, практически фанатик идеи, и именно этим-то фанатизмом и страшный — ввиду своей твердой уверенности в том, что «цель оправдывает средства», что в случаи необходимости можно пойти и на массовое пролитие крови и т. п. Принципиальность, таким образом, незаметно превращалась в свою противоположность — беспринципность, что, вообще говоря, нередко случается в политике.

Проиллюстрируем характеризуемую нами тенденцию конкретными примерами. «Критий при олигархии превосходил всех корыстолюбием, склонностью к насилию, кровожадностью» (Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. 1. 2.12). Правда. нужно учитывать, что Ксенофонт говорит здесь не от своего лица, а пересказывает обвинительную речь против Сократа, принадлежащую то ли Мелету, то ли Аниту (а может быть, антисократовский памфлет софиста Поликрата), а сам выражается значительно мягче: «Если они (Критий и Алкивиад, о котором будет говориться в следующей главе. — И. С.) причинили какое зло отечеству, я не стану оправдывать их… Оба они по натуре своей были самыми честолюбивыми людьми в Афинах; они хотели, чтобы все делалось через них и чтобы им достигнуть громкой славы» (Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. 1. 2.13–14). Следует обратить внимание на то, что имена Крития и Алкивиада поставлены здесь рядом, и это не случайно. Двух знаменитых афинян связывали тесные, но очень неровные отношения, колебавшиеся от дружбы и политической близости до непримиримой вражды, вне сомнения, вызванной отчасти завистью и соперничеством со стороны Крития.

Особый случай — Платон. Его позиция обусловливалась обстоятельствами, о которых сам философ на склоне лет подробно рассказал в своем известном VII письме. Когда в 404 году до н. э. олигархи пришли к власти (а, как оговаривает автор, «некоторые из них были моими родственниками и хорошими знакомыми», явно имея в виду прежде всего Крития), Платон, отнюдь не симпатизировавший демократии, вначале видел в них своих единомышленников. Он, пожалуй, даже несколько смягчая свою тогдашнюю истинную позицию, пишет: «…Я был убежден, что они отвратят государство от несправедливости и, обратив его к справедливому образу жизни, сумеют его упорядочить, и потому с большим интересом наблюдал за ними: что они будут делать? И вот я убедился, что за короткое время эти люди заставили нас увидеть в прежнем государственном строе (то есть в демократии. — И. С.) золотой век» (Платон. Письма. VII. 324 d). Нелегко, должно быть, дались основателю Академии эти строки — учитывая его политические убеждения.

Итак, для Платона Критий и его соратники — это такие деятели, которые своими чудовищными преступлениями полностью скомпрометировали безусловно благую в целом идею «правильного» государственного устройства. Мог ли он после этого относиться к своему дяде иначе, чем отрицательно? Впрочем, отношение это все-таки менялось. В «Хармиде» Критий представлен высокомерным человеком, привыкшим «к постоянному почету» (Платон. Хармид. 69 с), при этом завзятым спорщиком, который на протяжении всего диалога колеблется между желанием безапелляционно отстоять собственную точку зрения и остатками уважения к своему учителю Сократу. Но совсем иначе выглядит тот же афинянин в «Тимее» и «Критии»: перед нами — умудренный собеседник, носитель древнего знания, о котором «все в Афинах знают, что он не невежда ни в одном из изучаемых нами предметов» (Платон. Тимей. 20 а).

Критий, сын Каллесхра (около 450–403 год до н. э.) был одним из знатнейших аристократов в Афинах. Он принадлежал к древнему ролу Кодридов, то есть являлся отдаленным потомком афинских царей. В числе своих предков (правда, не по прямой, а по боковой линии) Критий числил и великого законодателя Солона.

В молодости Критий был близок как к софистам, так и к Сократу. Платон не без юмора изображает, как Алкивиад и Критий чуть ли не рука об руку ходят вслед за «заезжими знаменитостями», крупнейшими представителями софистического движения — Протагором, Продиком (Платон. Протагор. 316 а, 317 de). С Сократом же у Крития, похоже, не было столь же близких и дружеских отношений, как, например, у Херефонта или Критона, но все-таки Критий тоже считался его учеником. Впрочем, лишь до определенного момента: по сообщениям источников (Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. 1. 2.12–16:1. 2. 29–31), позже он порвал с Сократом, очевидно, получив у него все, что хотел. А хотел он, естественно, прежде всего, прагматической, утилитарной мудрости, которая могла бы пригодиться в политической деятельности, при достижении власти.