Воздушные замки. Путь к разгадке - читать онлайн книгу. Автор: Эуклидес Маринью cтр.№ 42

Тьягу, всегда не ладивший с отцом, всегда чувствовавший гнет его принуждения и сопротивлявшийся этому гнету, теперь ощущал за это вину и хотел близости с ним. Перед угрозой лишиться навсегда отца, который был так заинтересован в нем, что пристально и пристрастно следил за каждым его шагом и поступком и, несмотря ни на какую занятость, всегда находил время, чтобы высказать о них свое мнение, дать оценку, Тьягу чувствовал себя неблагодарным. Теперь этот гнет он ощущал как некую прочность, которая была в его жизни и формировала ее. Ему хотелось, чтобы отец почувствовал, что его труды не пропали даром, что хотя он, Тьягу, и не подчинился его воле и пошел своим путем, но сын благодарен ему за заботу и участие.

Тьягу молчаливо сидел в стороне от всех и готов был так просидеть вечность.

«Если будет нужно, я останусь возле отца сиделкой, — думал он про себя, — буду заботиться о нем. Господи! Помоги, чтобы мои заботы понадобились».

Арналду всерьез нервничал. Он расхаживал туда-сюда по холлу и его одолевали самые разные мысли. Во-первых, он не мог понять, что за отношения у отца с этой Жулией и что она делала так поздно в его номере. Первое, что приходило ему в голову, было слишком игривым, и он отгонял от себя мысли, которые уводили его в какую-то легкомысленную и неприличную для данной ситуации сторону. Потом наплывали мысли о делах, и тут он уже начинал беспокоиться о тех вопросах, которые не были решены, и где он нуждался в отцовском совете, его мнении, деньгах, связях. Отец ему был нужен сиюминутно, конкретно, они были сотрудниками, партнерами, и представить себе, что он лишился его поддержки, Арналду не хотел и не мог.

— Мне кажется, что отцу будет лучше выздоравливать дома, — обратился он к матери.

Гонсала не ответила, погруженная в свои мысли.

— Мама! Ты меня слышишь? — снова окликнул ее Арналду. — Мне кажется, что на период выздоровления ты должна взять отца к себе. Не будет же он лежать один-одинешенек в гостиничном номере!

«А если не один, то нам тем более этого не надо, — мелькнула у Арналду мысль, когда в его поле зрения снова попала Жулия, и он взглянул на нее с откровенным недоброжелательством. — Что она тут, собственно, делает? Почему не уходит? С тех пор как отец сделал ее своей правой рукой в газете, похоже, она слишком много о себе возомнила и лезет, чуть ли не в члены семьи!..»

Гонсала тоже думала о Жулии и тоже пыталась понять, что же произошло в поздний ночной час в номере и окончилось сердечным приступом для ее бывшего мужа. Какое Событие? Какое сообщение? Она не сомневалась, что не сама Жулия была причиной этого сердечного приступа. За долгую совместную жизнь она неплохо узнала Антониу. И если что-то выводило его из себя, то только противостояние его воле, его желаниям, а вовсе не подверженность сердечным волнениям и чувствам. Так какое же противостояние его воле обнаружилось? Чего он желал так страстно?

Гонсалой владело не праздное любопытство, она знала, насколько эгоистичен Сан-Марино, и беспокоилась, как бы его страсти не помешали интересам семьи.

Она услышала просьбу и вопрос Арналду и не слишком охотно, но согласилась:

— Да, пожалуй, ты прав, сынок. Отцу будет лучше выздоравливать в домашней обстановке.

Гонсала вспомнила времена, когда ревновала к Жулии, и нехотя улыбнулась, так это было далеко. Она не сомневалась, что и сейчас ее бывший муж охотится за этой молодой женщиной, и, относясь к ней с симпатией, от души желала ей не стать его добычей. Как-то она даже пыталась по-дружески предостеречь Жулию от дружбы с Сан-Марино, сказав ей довольно откровенно:

— Он не такой друг вашей семьи, каким хочет казаться.

Но кому и когда служили добрые советы? Каждый жаждет набить как можно больше синяков и шишек, сто раз обжечься, пораниться и тогда уже делиться опытом, давая советы.

Вот и Жулии предстояло набивать собственные синяки и шишки и разбираться, стоит полагаться на дружбу с Сан-Марино или нет.

И все-таки Гонсале очень хотелось узнать, что за сцена предшествовала сердечному приступу Антониу. И ей совсем не хотелось забирать его из больницы, выхаживать и ставить на ноги. Но, наверное, Арналду был прав, когда просил ее этом…

Каждый отягощал себя будущими заботами, стараясь отогнать призрак смерти, который никогда не покидает отделения реанимации.

«У отца крепкое здоровье, — рассуждал Арналду, — я уверен, он вылезет из этой передряги».

«Он должен, непременно должен поправиться», — твердила про себя и Жулия, твердила безотчетно, позабыв все свои мысли, свою ненависть, раздражение. Ей было трудно смириться с тем, что она — дочь Сан-Марино, но в то же время она так давно и так доверчиво поместила его на место заботливого отца, передала ему хлопоты о себе, что сейчас в ней говорила только искренняя привязанность к близкому человеку.

Наконец дверь отворилась, и в холле появился врач в белом халате.

— Больной вне опасности, — объявил он. — Своевременная помощь спасла ему жизнь. Вы — молодец! — обратился он к Жулии. — Секунда промедления, и мы бы за положительный результат не поручились.

Жулия даже не улыбнулась, но было видно, что после слов доктора ее внутреннее напряжение спало.

Все задвигались, заговорили громче.

— Завтра мы переведем больного в палату, и вы его сможете навестить, а пока лучше всем отправляться по домам. Мы дали сеньору успокоительное, и он мирно проспит до утра.

Все окружили доктора, поблагодарили его и приготовились расходиться.

— Я посижу здесь, — сказал Тьягу, — вдруг отцу что-то понадобится.

Жулия ничего не сказала, она просто села в уголке.

Арналду направился к выходу, одарив ее еще одним недоброжелательным взглядом. Гонсала решила подробнее переговорить с доктором и вышла из холла.

— Я, пожалуй, с тобой, — сказал Тьягу и догнал мать.

Когда Отавиу вошел в холл, в нем сидела одна Жулия. При взгляде на ее осунувшееся лицо, тоненькую хрупкую фигурку у него защемило сердце от жалости к дочери и перехватило горло от ненависти к Сан-Марино. Этот дьявол обладал какой-то особой обольстительной и губительной силой, если сумел приворожить и Жулию.

«Ты украл у меня жену, состояние, половину жизни и теперь хочешь украсть дочь, — думал Отавиу. — Но дочь я тебе не отдам! Ни за что!»

Ему было нестерпимо больно видеть, до какой степени Жулия привязалась к Сан-Марино. Она не должна тут сидеть! Грязный негодяй не достоин ее заботы!

Отавиу дал выход накопившейся в нем обиде и злости, вновь нацепив на себя личину сумасшедшего и задав, дочери несколько недвусмысленных вопросов.

Лицо Жулии болезненно сморщилось, и она посмотрела на Отавиу так беспомощно и страдающе, что ему стало неловко за свое злобное ерничество.

Жулия стала уговаривать его уйти, но тут в холл вошел запыхавшийся Алекс, он стал просить у Жулии прошения за Отавиу.