Я знаю не понаслышке, что, когда родителям говорят о том, что их ребенок смертельно болен, у одних опускаются руки, а другие принимают удар и заставляют себя бороться до конца. И это становится чем-то вроде болезни.
Кейт лежала на кровати почти без сознания, центральный катетер в ее груди был похож на фонтан. Из-за химиотерапии у нее уже тридцать два раза были приступы рвоты, поэтому ее горло и губы были настолько воспалены и было столько мокроты, что голос моей дочери стал похож на голос больного кистозным фиброзом.
Она повернулась ко мне и попыталась что-то сказать, но только закашлялась.
– Захлебнусь, – сдавленно вымолвила она.
Она схватила отсасывающую трубку и зажала в руке. Я прочистила ей горло и рот.
– Я буду делать это, пока ты будешь спать, – пообещала я. Вот так я начала дышать вместо нее.
* * *
Отделение онкологии – это поле битвы со своим командованием. Пациенты – солдаты. Врачи носятся туда и обратно, как герои-полководцы, но им необходимо просматривать историю болезни, чтобы вспомнить, на чем они остановились в прошлый раз. Медсестры – это опытные сержанты. Они всегда рядом, когда у ребенка такая высокая температура, что хочется окунуть его в ванну со льдом. Они учат промывать центральный катетер или сообщают, на кухне какого этажа еще можно найти что-то перекусить. Они знают, в каких химчистках удаляют пятна от крови и лекарств. Им известно, как зовут плюшевого моржа твоей дочери, они показывают ей, как из салфеток делать красивые цветы, и украшают ими штатив капельницы. Врачи разрабатывают стратегию, но только благодаря медсестрам хватает сил, чтобы участвовать в этой войне.
Вы узнаете их, они узнают вас, потому что занимают место тех друзей, которые были у вас в прошлой жизни, до диагноза, поставленного вашему ребенку. Дочь Донны, например, учится на ветеринарном факультете. Людмила, которая работает в ночную смену, носит с собой, как талисман, прицепленную к стетоскопу ламинированную картинку тропического острова, где хочет жить, когда уйдет на пенсию. Вилли, медбрат, любит шоколад, а у его жены скоро будет тройня.
Однажды ночью, когда я провела столько времени без сна, что мое тело уже просто забыло, как нужно спать, я включила телевизор и, чтобы не разбудить Кейт, убрала звук. Ведущий Робин Лич проводил очередную экскурсию по громадному дому какого-то богатого и знаменитого человека. Там были и золотые унитазы, и буковые кровати ручной работы, и бассейн в форме огромной бабочки. Гараж на десять машин, теннисный корт и одиннадцать павлинов, которые бродили среди всей этой роскоши. Это был мир, который я не могла себе представить и в котором я не могла представить себя.
Будто я могла хоть когда-то представить себя в том мире, в каком жила.
Я не могла сейчас даже вспомнить, каково это: слышать истории о мамах, у которых рак груди, или о детях с врожденными пороками сердца, или еще что-то подобное, сочувствовать и радоваться, что это не коснулось твоей семьи. Теперь мы стали такой историей для кого-то другого.
Я не поняла, что плачу, пока Донна не присела передо мной и не забрала пульт от телевизора.
– Сара, – сказала медсестра, – я могу чем-нибудь помочь?
Я покачала головой, чувствуя неловкость оттого, что расплакалась, и еще больше оттого, что это увидели другие.
– Все нормально.
– Ага, а я – жена президента. – Она взяла меня за руку и потащила к двери.
– Кейт…
– …даже не заметит, что тебя не было, – закончила Донна мою мысль.
В маленькой кухоньке, где кофеварка работала двадцать четыре часа в сутки, она сделала нам по чашечке кофе.
– Извини, – сказала я.
– За что? За то, что ты не из камня?
Я покачала головой.
– Просто мне кажется, это никогда не закончится.
Донна кивнула, и, почувствовав ее понимание, я начала говорить. Когда я выложила все свои тайны и перевела дыхание, то поняла, что проговорила целый час.
– О Боже! Я отняла у тебя столько времени!
– Это не была напрасная трата, – ответила Донна. – Кроме того, моя смена закончилась еще час назад.
Я покраснела.
– Тебе надо идти. Уверена, что тебе сейчас хочется быть в другом месте.
Вместо того чтобы уйти, Донна обняла меня.
– Солнышко, – проговорила она, – разве не все мы хотим этого?
Дверь малой операционной открылась, и за ней оказалась небольшая комната, забитая блестящими инструментами, – похожая на рот с металлическими скобами. Встретившие ее доктора и медсестры были в масках и халатах, и только по глазам можно было догадаться, кто где. Анна дергала меня, пока я не присела рядом.
– А если я передумала? – спросила она.
Я положила руки ей на плечи.
– Можешь не делать этого, если не хочешь. Но я знаю, что Кейт рассчитывает на тебя. И мы с папой тоже.
Она кивнула и взяла меня за руку.
– Не уходи, – попросила она.
Медсестра провела ее направо, к столу.
– Подожди, сейчас увидишь, что у нас для тебя есть.
Она накрыла Анну подогретым одеялом.
Анестезиолог протер красной марлевой подушечкой кислородную маску.
– Ты спала когда-нибудь на земляничной поляне?
На теле Анны прикрепили гелевые присоски с проводками, через которые должен был поступать сигнал на мониторы, показывающие работу сердца и органов дыхания. Она лежала на спине, но я знала, что ее перевернут, когда из тазовых костей будут брать костный мозг.
Анестезиолог показал Анне гармошку на приборе.
– Подуй сюда, – велел он и накрыл лицо Анны маской.
Все это время она не отпускала мою руку. Наконец ее ладонь расслабилась. Она попыталась сопротивляться, и, хотя тело уже спало, плечи были еще напряжены. Одна медсестра положила руки на плечи Анне, а другая – на плечи мне.
– Это просто реакция на лекарства, – объяснила она. – Можете ее поцеловать.
И я поцеловала ее прямо через маску. И шепотом поблагодарила. Я вышла и сняла бумажную шапочку и бахилы. Я смотрела через крошечное окошко, как Анну перевернули на бок и взяли из стерилизатора невероятно длинную иглу.
Тогда я поднялась наверх, чтобы ждать вместе с Кейт.
Брайан заглянул в палату Кейт.
– Сара, – устало сказал он, – Анна зовет тебя.
Но я не могла быть в двух местах одновременно. Я держала возле Кейт миску, на случай если ее опять начнет рвать. Рядом Донна помогала уложить Кейт на подушку.
– Сейчас я немного занята, – ответила я.
– Анна тебя зовет, – повторил он.
Донна перевела взгляд на меня.