Где живет моя любовь - читать онлайн книгу. Автор: Чарльз Мартин cтр.№ 35

– Я… я хотел бы поменять чок.

Чоком называется дульное сужение гладкоствольных ружей, которое изменяет характер разлета дроби или картечи. Иными словами, это что-то вроде регулируемого наконечника на поливочном шланге: если его прикрутить, струя воды полетит дальше, если открыть полностью – будет мощнее. Полный чок, установленный на Папином «винчестере», служил для увеличения кучности боя на дальней дистанции, но годился только для мелкой дроби. Я же хотел получить мощную струю, пусть даже дальность стрельбы будет невелика.

Чок был несъемным, поэтому добиться желаемого можно было только одним способом. Я знал – каким, и Винс тоже знал. И еще он знал, что я знаю.

Задумчиво оглядев тридцатидюймовый ствол, Винс глубоко затянулся сигаретой, переместил ее в другой угол рта и сказал:

– Со стволом такой длины даже сменный чок мало что изменит.

Сменные чоки появились сравнительно недавно. На стволах некоторых современных моделей делалась специальная резьба, благодаря которой владелец ружья с несъемным стволом мог в зависимости от своих охотничьих предпочтений использовать различные чоки. Определяющим фактором была дальность стрельбы. На коротких дистанциях, скажем, для охоты на перепелок или даже для стрельбы по тарелочкам, использовался чок типа «скит» или «улучшенный цилиндр». Для охоты на более осторожных голубей требовался получок или средний чок, а для стрельбы по гусям и индейкам, которые редко подпускают охотника ближе чем на сорок-пятьдесят ярдов, – полный чок.

Я снова обернулся через плечо, но не смог выдавить из себя ни звука.

Но Винс понял меня и без слов.

– Подумываешь открыть сезон охоты на голубей?

Я отрицательно затряс головой, и Винс снова оглядел «винчестер». Он прекрасно знал, что ни один здравомыслящий человек не станет охотиться на перепелок с ружьем двадцатого калибра, поэтому спросил:

– Хочешь попробовать себя на круглом стенде?

Я снова покачал головой.

Винс положил ружье на синюю фланель, которой был застелен прилавок.

– Будешь охотиться на кого-то на короткой дистанции?

Я слегка прикусил губу и кивнул. Существовал только один вид чока, который был шире «скита». Это был «простой цилиндр», допускающий стрельбу всеми номерами картечи и всеми видами пуль. Использовали его главным образом правоохранители. На короткой дистанции он давал самую широкую дробовую осыпь и предназначался на самом деле только для одной-единственной цели.

Винс снова поглядел на мое ружье, на этот раз – с сожалением.

– В полиции укорачивают стволы до четырнадцати дюймов… – Он провел кончиками пальцев по вороненой стали. – Обычным законопослушным гражданам нельзя делать ствол короче восемнадцати. – Винс пожал плечами. – Можно, конечно, подать заявку на специальное разрешение, но…

Я покачал головой.

– Нет, пусть будет восемнадцать дюймов… или даже восемнадцать с половиной. – Я положил ладонь на ствол.

– Ты действительно этого хочешь? – спросил Винс, в свою очередь прикоснувшись к ружью. – Таких ружей больше не делают.

Я кивнул. Имея под рукой соответствующее оборудование, укоротить ствол дробовика можно было секунд за тридцать. А у Винса в подсобке были и режущий, и шлифовальный, и полировальный станки.

С расстроенным видом затушив в пепельнице сигарету, он взял ружье в руки.

– Через десять минут все будет готово.

Это время я потратил, слоняясь по торговому залу между стеллажами и полками. Когда я вернулся к стойке, Винс как раз снял черный рабочий фартук и смазывал ствол маслом. Закончив, он протянул «винчестер» мне.

– Во время войны я не раз видел такие обрезы. Эффективная штука.

– Сколько я должен? – спросил я.

Винс покачал головой.

– Нисколько. Но если у тебя в этом году уродится зелень и арбузы, пришли мне столько, сколько не жалко.

– Договорились.

Заперев дверцу «Хонды», я посмотрел в окно на свой ставший чуть не вдвое короче дробовик, но решил все же оставить его в машине. Пробравшись под проволочной изгородью, я зашагал по знакомой дороге. Очень скоро я почувствовал запах горелого, а потом и увидел плотный белый султан дыма, поднимавшийся к небу сразу за дубовой рощей. Выйдя из-под деревьев на открытое пространство, я увидел, что дымит мусорная куча, находящаяся неподалеку от трейлера Брайса. От нее, впрочем, остались только угли и зола, и я подумал, что зажгли ее, скорее всего, еще вчера.

Подойдя к трейлеру, я поднялся на ступеньки и постучал в дверь. Никто не отозвался, и я направился к проекторной, но и там тоже никого не было. От проекторной я двинулся в лес, на поляну с полосой препятствий. Там я остановился и несколько раз свистнул, но, не дождавшись ответа, вернулся к трейлеру, открыл дверь и, просунув голову внутрь, свистнул еще раз. Никого. Брайса, по-видимому, не было ни дома, ни поблизости, и я повернулся, собираясь идти к машине.

И чуть не намочил штаны.

Прямо позади меня, дюймах в пяти, стоял Брайс, но мне понадобилось секунды три, прежде чем я понял, что это действительно он. За то время, что мы не виделись, Брайс очень изменился. Во-первых, он сильно похудел – на мой взгляд, он сбросил не меньше пятидесяти фунтов. Во-вторых, он был чисто выбрит, причем побрил Брайс не только щеки, но и голову. В-третьих, Брайс был одет в полевой армейский камуфляж – накрахмаленный и отутюженный так, что нигде не было ни морщинки, ни складки. Его высокие черные ботинки сверкали что твое зеркало, а из наплечной кобуры торчала рукоятка армейского «кольта» или какого-то очень похожего оружия с нештатными костяными накладками.

Брайс стоял совершенно неподвижно и пристально разглядывал мое лицо, словно мы никогда не были знакомы. Наконец рука его дрогнула и поползла в набедренный карман брюк. Оттуда он достал пачку жевательной резинки – двенадцать подушечек в фольге. Выдавив их на ладонь, Брайс отправил все двенадцать подушечек в рот и с усилием заработал челюстями.

Почти тотчас на меня густо пахну́ло мятой. Несколько секунд Брайс жевал, часто сглатывая обильную слюну. Все это время он продолжал разглядывать меня, хотя его глаза слегка покраснели и увлажнились то ли от резкого запаха, то ли от напряжения. Наконец Брайс перемолол подушечки в один комок и, в последний раз окинув меня взглядом, чуть заметно кивнул.

– Дилан, – констатировал он.

Я отступил на полшага назад.

– Привет, Брайс.

Рукава его камуфляжной куртки были закатаны и застегнуты на пуговицу, обнажая загорелые руки, под которой ходуном ходили мускулы и бугрились толстые вены. Только сейчас я заметил, что на противоположном конце наплечной портупеи Брайса висит большой нож для выживания с серебристой рукоятью и латунным навершием. Он был в целый фут длиной и выглядел довольно тяжелым. Рукоять ножа, находившаяся примерно на уровне пояса, была обращена вниз, так что достать оружие можно было, просто освободив защелку, которая удерживала его в ножнах. И нож, и пистолет поблескивали свежей смазкой, однако по всему было видно, что в свое время ими часто пользовались.