Вавилонская башня. Крушение. - читать онлайн книгу. Автор: Силвиу де Абреу cтр.№ 5

...Клементину был самым счастливым человеком на свете: красотка-жена, Шерли и Сандринья — самые очаровательные дочурки на свете, денежная работа, друзья.

Все кончилось в один чудный весенний вечер, когда руководитель стройки, сеньор Сезар Толедо, решил отпраздновать укладку последний плиты на строительстве текстильных складов.

Клементину вместе с женой отправились на праздник. Они без устали танцевали, подпевая ансамблю. Изредка Клементину ловил завистливые взгляды товарищей, бросаемые на его жену. Клаудинор де Соуза со своим дружком, плечистым громилой — те просто не спускали с нее сальных глаз. Молодая женщина, чуть захмелевшая от свежего пива и внимания, очаровательно смеялась, а Клементину нисколько не ревновал, прекрасно понимая, что его жена — королева праздника.

Он пошел за пивом, а жена шепнула, что отойдет в туалет. Прошло время, она не возвращалась. Необъяснимое волнение вдруг охватило его... Он подождал возле туалета, покрутился возле курилки. Жены нигде не было. Сердце часто забилось. Повстречав инженера Эдмилсона, он неожиданно спросил его про мастера Клаудинора. Тот указал на лифт: сеньор де Соуза с приятелем недавно поднимались наверх. Клементину нажал на кнопку лифта.

Он еще поднимался, когда услышал смех жены. Животный, отвратительный смех дешевой сучки. Потом он увидел ее, она, извиваясь, расстегивала сарафан перед Клаудинором и его приятелем. Мелькнуло ее обнаженное тело... Кровь ударила в голову Клементину, он схватил первое, что попалось под руку — это была лопата, — и с размаху острым краем рубанул по горлу и плечу жены, потом еще раз по лицу, на котором уже навеки запечатлелась гадкая, порочная улыбка. Не помня себя, он бросился за развратниками, но настиг только плечистого незнакомца, которому мешали бежать спущенные джинсы. Пока он расправлялся с ним, Клаудинору удалось скрыться. Не помня себя от отчаяния и ужаса, весь забрызганный кровью, Клементину стоял над трупом жены, а из лифта выходила группа мужчин, впереди шли Сезар Толедо и Клаудинор де Соуза. Они-то и схватили его за руки и поволокли в кладовку, где заперли до приезда полиции.

Каждый шаг, каждый миг этого вечера его память воспроизводила с мельчайшими подробностями, вплоть до поворота головы, взгляда, еле заметного кивка. Двадцать лет он перебирал их в памяти, и каждый раз прислушивался к себе: не шевельнутся ли жалость и раскаяние. Но нет, и через двадцать лет он был уверен, что наказал предательство и порок, хотя суд, где главными свидетелями были «уважаемые сеньоры» Сезар Толедо и Клаудинор де Соуза, решил иначе. Из показаний главных свидетелей явствовало, что никакой интимной связи между убитыми не было, а убийца патологически жестокий человек, «чудовище», место которому только в тюрьме...

Клементину стал задыхаться, воспоминания душили его, жгли каленым железом... Он расстегнул рубаху, заткнул уши, но отовсюду гремел голос Сезара Толедо: «Он дрался, как животное, сеньор судья. Он вырывался у меня из рук, пытался скрыться с места преступления. Он совершил жестокое убийство. Он убил жену, женщину, мать! Это не человек, а дикое, страшное, злобное животное. Пока он на свободе, ни один человек не может чувствовать себя в 6езопасности...»

Двадцать лет Клементину слышал безжалостный голос Сезара Толедо, видел кривую ухмылку Клаудинора де Соуза и ждал своего часа. Этот час был близок... В дверь камеры застучали: «Клементину, на выход. К тебе дочь пришла».

Шерли была прехорошенькой двадцатидвухлетней девушкой с ангельским личиком и столь же ангельским характером. Аженор, отец Клементину и дед Шерли, глядя в ее бархатистые глаза, приговаривал:

— Ты единственное оправдание моей никчемной жизни, ты единственное, что удалось мне в жизни.

Девушка припадала к его щеке, заросшей седой щетиной, и звонким поцелуем благодарила деда. И неизменная слеза выкатывалась из глаз старого Аженора. В конце рабочего дня, а он кончался только с заходом солнца, старый мастер-пиротехник Аженор доставал бутыль с домашним вином и, пока Шерли накрывала на стол, пускался в рассуждения. Темы для разговоров определились лет двадцать назад и были хорошо известны двум терпеливым слушателям старика — любимой внучке и приемышу Жаманте, дебильному парню лет двадцати пяти, из жалости подобранному Аженором на улице и приведенному в дом. Помимо Клементину, у Аженора имелись еще два сына от второго брака — Агустиньо и Куколка (парня так прозвали в раннем детстве за смазливую внешность; прозвище прижилось, и даже Аженор, отец, с трудом вспомнил бы настоящее имя сына). Парни жили тут же, в пристройке, а на хлеб зарабатывали, собирая металлолом. Вслед за Клементину они тоже отказались заниматься огненным делом – салютами и фейерверками, — и Аженор потерял к ним всякий интерес. Посему ужинать Аженор садился, как правило, вдвоем с любимой внучкой. Иногда Шерли уговаривала позвать и Жаманту — жалела добродушного и безропотного парня, готового услужить всем. Аженор бурчал, но не возражал, хотя в последнее время все чаще ругал Жаманту за его дружбу «со шлюхой», — так и никак иначе называл старик свою другую внучку — Сандру.

— Вся в мать пошла, такая же потаскуха и мерзавка... — Аженор махнул стаканчик винца и закусил кукурузной лепешкой. — И вот скажите мне, как у этого дьявола в юбке могла родиться дочка-ангел? — Аженор снова выпил и с удовольствием крякнул, приступая к главной теме рассуждений: — А отец твой был дурак, что не послушался меня и подался в каменщики. Я ему, видите ли, голову морочил, а умная жена на путь истинный наставляла. — Аженор выругался. — Рога она ему наставляла налево и направо, так и ходил твой папаша ими увешанный... А твоя сестра еще похлеще мамаши будет, помяни мое слово.

Шерли, как всегда, защищала сестру, пусть и непутевую, но отчаянную, непокорную так не похожую на нее. Часто Шерли жалела старшую сестру, потому как понимала, что, уйдя из дома, Сандра мед ложкой не хлебает. Впрочем, Шерли если что и умела делать, так это жалеть и прощать. Она давно простила своего несчастного отца и единственная из всей семьи каждый месяц навещала его в тюрьме, не забывая приносить нехитрый гостинец – фрукты да пирожки собственного приготовления. Жалея Клементину, она выполняла и его поручения, которые не всегда были ей по душе. В последний раз отец попросил ее узнать адрес Клаудинору де Соуза. Сама не зная почему, Шерли внутренне воспротивилась приказу отца, но, тем не менее, разыскала в Барейру жену аудитора и от нее узнала, что де Соуза уже четыре года сидит в той же тюрьме что и Клементину. Шерли испугалась, увидев, каким недобрым огнем загорелись глаза отца, едва она закончила свой рассказ и стала умолять его не делать зла этому человеку.

— Жена сказала, что он лежит в тюремной больнице, папа. И ты обещал мне, что не сделаешь ему ничего плохого, — взмолилась Шерли.

Рука отца коснулась ее темных мягких волос.

— Не беспокойся, дочка, мне только надо кое-что объяснить ему... — Рука Клементину все гладила волосы дочери, а взгляд блуждал где-то очень далеко, может, в прошлом, а может, в будущем. — Ты только помалкивай об этом.

А кому Шерли могла рассказать об этом? Деду? Но он демонстративно уходил от всех разговоров о Клементину. Только изредка интересовался у Шерли, ездила ли она в тюрьму. Получив утвердительный ответ, тут же принимался ругать непутевого сына, поминая всех его родственниц. Внучка шла к плите и накладывала большую тарелку вкусной горячей фасоли и присаживалась рядом. Аженор затихал, занятый едой, а когда тарелка пустела, неизменно приговаривал: