Между нами только ночь - читать онлайн книгу. Автор: Марина Москвина cтр.№ 65

А через три дня мы выстроились на верхнем этаже.

Нас поджидала комиссия – учителя и воспитатели – по четверо в каждом углу. Не было только нашего классного руководителя – историка, он отпросился на несколько дней в родную деревню помочь старенькой маме убрать с огорода картошку. Его заменить попросили Елену, чему я очень обрадовалась, именно ее больше всех мне хотелось как громом поразить “Морем грозным”.

В центре стояли главные военачальники: директор Владимир Павлович – он в старших классах преподавал обществоведение, завуч Евдокия Васильевна и какой-то неизвестный в костюме, видно представитель РОНО.

– Здравствуйте, учащиеся четвертого “Б”! – Евдокия Васильевна улыбнулась и ласково посмотрела на представителя.

Представитель многозначительно кашлянул и заложил руки за спину

– Здрав-ствуй-те!!! – мы гаркнули так, как будто перед нами стояли по крайней мере Суворов, Кутузов и Барклай-де-Толли.

– Нале-во! – сказала Евдокия Васильевна. – Шагом марш! Песню запе-вай!

– О-ни сто-я-а-ли, – грянули мы все вместе, – на ко-ра-бле у бо-орта! Он пе-ред ней стоял с прот-тя-ну-той ру-кой! На ней бо-га-тый шелк! На нем бушлат поте-ортый! Он на не-е смотрел с на-деждой и моль-бой!

Евдокия Васильевна улыбаться перестала. Почувствовала, наверное, что песня будет невеселой. На этот раз она даже не взглянула на представителя, зато он повел себя как-то странно. Сорвал с носа очки, сунул их в карман, потом опять надел и, стуча ногой в такт песни, воззрился на Евдокию.

Когда мы дошли до места, где матрос выбрасывает леди в бушующий простор, представитель поправил галстук и говорит:

– Да-а! Вот так история!

Что он этим хотел сказать – не знаю. Но по тому, как потупив взор стояла Евдокия Васильевна и закачался Владимир Павлович, как переглядывались, перешептывались и прыскали по углам члены комиссии, мы почуяли неладное и поддали жару!

– А поутру, – загорланили мы что есть мочи, – когда восходит солнце, в прибрежном кабаке в углу матрос рыдал!.. И пил он жгучий ром в кругу друзей матросов! И страшным голосом он леди призывал!!!

– Виноват, не расслышал… В каком кабаке? – спросил тут на весь зал представитель РОНО.

– В прибрежном, – ответила ему Евдокия Васильевна. – А ну-ка, четвертый “Б”, – сказала она, – спускайтесь и подождите меня у раздевалки!

Разразился жуткий, вселенский скандал. Елене велели вызвать меня на родительское собрание и задать перцу при всём честном народе, чтобы другим неповадно было, поскольку благодаря “Морю грозному”, сказала Евдокия Васильевна, мы вляпались в неприятное положение, нас будут склонять в самых высших инстанциях, теперь нам не видать как своих ушей, яростно горевала она, переходящего красного знамени “Зарницы”.

И вот наступило родительское собрание. В интернате это особый ритуал, когда из разных уголков Земли, из темных норок и пещер вылезают близкие и дальние родственники интернатских воспитанников, похожие на героев кельтских или адыгейских мифов. Отцы семейств – всех видов и мастей, седьмая вода на киселе – опекуны, одна прабабушка являлась регулярно к нам с гостинцами из запредельных миров, кругосветные путешественники, рыцари Круглого стола короля Артура, куртизанки, отшельники в толстых вязаных носках, водолазы, громко топая, поднимались по лестнице, оставив в гардеробе водолазные шлемы, полярные летчики в лыжных ботинках, докеры, отловщики собак, рыбаки и контрабандисты, ловцы жемчуга, иссиня-черный посол Кении с супругой – отец с матерью Фреда-африканца, создатели ядерных реакторов, шахтеры, годами сидящие в шахте, крестьяне, пропадающие в полях, исследователи далеких галактик (когда моего одноклассника Женьку Путника спрашивали – кем работает его отец, он гордо отвечал: “Колебрастроителем!”) – вот эти слои народонаселения, которым несподручно держать детей дома, с шумом рассаживались за парты.

Пожаловала Евдокия Васильевна, примаршировал военрук Нахабин, поднялся из своего кабинета с первого этажа Владимир Павлович. Директор – понятно, он должен всё время печься о том, чтобы жизнь в интернате шла как трамвай по наезженным рельсам. Для этого надо потихоньку вкладывать в душу, считал он – немного страха, немного почтения, немного веры в авторитет, ростки постепенно прорастут, а тем временем – одного заставить, другого уговорить, третьего прищучить!.. А вот зачем привалил трудовик Витя Паничкин? Наверняка из одного только любопытства!

…Весь оркестр в сборе, никто не был в отпуске. А самыми распоследними, слегка под хмельком, явились мой брат Юрик и его приятель по прозвищу Боцман.

Тучи сгустились у меня над головой. Я стояла в коридоре, ждала, когда присяжные заседатели пригласят меня в зал суда, и чуяла, что дело будет нешуточным. Хотя, понятно, Елена не даст в обиду. Я знаю, что она меня любила. Нет, лучше так: меня она любила больше всех. Серьезно. Мы с ней вечерами подолгу разговаривали вдвоем. Все молчат, слушают, а мы с ней разговариваем.

Я как-то ночью жутко проголодалась, мы с ней разъели по пирожку, и голод утих.

Елена меня научила школьную форму гладить под матрацем. Кладешь с вечера платье, фартук под матрац, ложишься спать, а утром встал – всё гладкое, никакого утюга не надо.

Мы понимали друг друга без слов.

У нас перед сном в интернате под предводительством Пергюнта дежурные проверяли свежесть ног интернатских воспитанников. Не взирая на лица, откидывают одеяла:

– Это у кого такие черные ноги???

Негр Фред Отуко:

– Я мыл, клянусь мамой!!!

Однажды я в знак протеста синими чернилами написала на ногах:

“Они устали, дайте им отдохнуть!”

Пергюнт прямо взвился до потолка, подумал, я сделала татуировку.

Елена его еле угомонила.

Поэтому, когда она позвала меня:

“Маруся!”

Я смело шагнула в класс и встала перед публикой – с таким же точно видом, с каким я теперь, профессиональный детский клоун, всю жизнь выхожу и говорю:

“Здравствуйте, дорогие друзья!..”

– Итак! – сказала Елена каким-то неожиданно чужим голосом. – Произошло ЧП. В классе была распространена скверная песня, петь которую – стыд!

– И позор! – добавила Евдокия Васильевна.

– А распространила ее… – Елена вытянула руку в мою сторону, – вот эта вот Маруся!

И как она пошла меня разделывать под орех. А я смотрю на нее, смотрю, смотрю, не отрываясь, жду, что она подмигнет. Мол, так и так, войди в мое положение! Велели пропесочить – я песочу. Но мы-то с тобой знаем что почем.

Нет, ничего, ни знака, ни улыбки. Она с ледяным спокойствием встретила мой ожидающий тайного жеста взгляд, и в голосе ее зазвучал титан.

Я остолбенела.

Еще вчера мы с ней гуляли в рябиновой роще за интернатом, отогревали свиристелей. Сюда в морозы слетаются из леса свиристели. Наедятся мороженой рябины, набьют животы и падают с деревьев – у них внутри всё замерзает. Возьмешь его, положишь за пазуху, отогреешь, он дальше летит.