Последнее правило - читать онлайн книгу. Автор: Джоди Пиколт cтр.№ 81

И давят не только звуки и образы. Моя кожа настолько чувствительна, что я могу почувствовать по температуре ткани, которая касается моей спины, из чего сделана рубашка, из хлопка или полиэфирного волокна. Мне приходится срезать все ярлыки с одежды, чтобы не натирали, потому что они для меня словно грубая наждачная бумага. От неожиданного прикосновения я вскрикиваю — не от страха, а потому что мои нервные окончания находятся снаружи, а не внутри.

И гиперчувствительно не только мое тело: мозг часто тоже переутомляется. Я всегда удивляюсь, если меня считают роботом или занудой, потому что, если уж на то пошло, я постоянно от чего-нибудь впадаю в панику. Мне не нравится общаться с людьми, если я не могу предвидеть их ответной реакции. Мне неинтересно, что обо мне думают окружающие, как я выгляжу со стороны, — мне подобная мысль никогда бы не пришла в голову, если бы мама не обратила на это мое внимание.

Если я делаю комплимент, то не потому что так положено, а потому что говорю правду. Даже на бытовом уровне мне сложно общаться. Если мне скажут «спасибо», то придется порыться в своих мозгах, чтобы произнести «пожалуйста». Я не могу разговаривать о погоде только для того, чтобы заполнить паузу. Я постоянно думаю: «Это обман». Если вы ошибетесь, я поправлю — не потому что хочу «уесть» (откровенно признаться, мне это даже в голову не приходит), а потому что факты для меня очень важны, намного важнее людей.

Никто никогда не спрашивал у Супермена, не является ли его рентгеновское зрение обузой; не надоело ли ему смотреть на кирпичные здания и видеть, как мужья избивают жен, или как напиваются одинокие женщины, как неудачники бродят по порносайтам. Никто никогда не спрашивал Человека-паука, не кружится ли у него голова. Если их дар и мой из «одного теста», неудивительно, что они постоянно попадают в неприятности. Скорее всего, они надеются на быструю смерть.

Мама Спатакопулус не станет разговаривать со мной, если я не соглашусь чего-нибудь отведать, поэтому, пока я расспрашиваю ее о Джесс Огилви, передо мной появляется полная тарелка спагетти и тефтельки.

— Вы помните эту девушку? — задаю я вопрос, показывая фотографию Джесс.

— Да. Бедняжка! Я слышала в новостях о случившемся.

— Как я понимаю, она приходила сюда за несколько дней до гибели?

Женщина кивает.

— Со своим парнем и еще одним юношей.

— Вы имеете в виду Джейкоба Ханта?

Я показываю ей снимок Джейкоба.

— Да, с ним.

— У вас есть камеры наблюдения?

Она недоуменно пожимает плечами.

— Нет. А зачем? Неужели тут неспокойный район?

— Я просто подумал, что мог бы просмотреть запись того вечера, — отвечаю я.

— О, я могу сама вам рассказать! — восклицает Мама Спатакопулус. — Произошла крупная ссора.

— Что случилось?

— Эта девушка… она очень расстроилась. Плакала, а потом убежала. Она оставила этого Ханта оплачивать счет и доедать нетронутую пиццу.

— Вы знаете, почему она расстроилась? — спрашиваю я. — Почему они ругались?

— Видите ли, — говорит женщина, — я не слышала подробностей, но похоже, что он приревновал.

— Миссис Спатакопулус, — подаюсь я вперед, — это очень важно: вы слышали, что именно сказал Джейкоб, когда угрожал Джесс? Может быть, вы видели, что его угрозы носили характер физического насилия?

Она округляет глаза.

— Нет, это не Джейкоб приревновал, — возражает она. — А тот, второй. Ее парень.

Я перехватываю Марка Макгуайра, когда он с двумя приятелями выходит из студенческого центра.

— Как пообедал, Марк? — интересуюсь я, «отлипая» от фонарного столба, о который опирался. — Пиццу заказывал? Такая же вкусная, как у Мамы Спатакопулус?

— Вы? — удивляется он. — Я не буду с вами разговаривать!

— Полагаю, как убитый горем жених ты захочешь со мной поговорить.

— Знаете, чего я хочу? Подать на вас, черт возьми, в суд за то, что вы со мною сделали!

— Я тебя отпустил, — пожимаю я плечами. — Такое случается сплошь и рядом. — Я иду за ним. — Я только что имел очень познавательную беседу с одной владелицей пиццерии. Она, похоже, помнит, как вы ссорились с Джесс в этой самой пиццерии.

Марк ускоряет шаг, я не отстаю.

— Ну и что? Да, мы поссорились. Я уже об этом рассказывал.

— Из-за чего возникла ссора?

— Из-за Джейкоба Ханта. Джесс считала его беспомощным идиотом, а он все время что-то строил из себя, чтобы заинтересовать ее.

— Заинтересовать? Каким образом?

— Он хотел ее, — говорит Марк. — Он строил из себя убогого, чтобы заманить ее в свои сети. В пиццерии у него хватило наглости пригласить Джесс на свидание. В моем присутствии! Как будто я пустое место! Я, естественно, поставил Ханта на место: напомнил, что его мамочка платит Джесс за то, чтобы она встречалась с ее сыном.

— Как отреагировала Джесс?

— Разозлилась. — Он останавливается и поворачивается ко мне лицом. — Послушайте, может быть, я и не самый ранимый человек…

— Вот как? Я не заметил.

Марк бросает на меня злобный взгляд.

— Давайте внесем ясность: я говорил и вел себя так, что теперь мне стыдно за свои поступки. Я ревнив: хотел быть для Джесс первым и единственным. Возможно, несколько раз я перешел границы дозволенного, пытаясь удостовериться в этом. Но я бы никогда не причинил ей вреда. Я начал ссору в пиццерии по одной причине — хотел защитить ее. Она слишком доверчива, видит в людях только хорошее. Я же видел Ханта насквозь.

— Что ты имеешь в виду?

Он скрещивает руки на груди.

— На первом курсе мой сосед по комнате продолжал собирать картинки с покемонами. Он никогда не мылся и подолгу жил в компьютерной лаборатории. За весь год мы едва обменялись десятком фраз. Он был чертовски умен — экстерном закончил университет и стал разрабатывать ракетные системы для Пентагона или еще какого-то военного ведомства. Скорее всего, он страдал синдромом Аспергера, но никто и никогда не навешивал на него ярлыков, кроме «ботаник». Я это к чему говорю: быть умственно отсталым и социально не адаптированным — большая разница. Первое — умственный недостаток. Второе — «пропуск из тюрьмы».

— Похоже, современной психиатрии есть чем крыть, Марк. Большая разница — не уметь общаться и иметь клинический диагноз «синдром Аспергера».

— Да. — Он смотрит мне в глаза. — Так и Джесс говорила. А теперь она мертва.

Когда я второй день подряд захожу к Хантам на кухню, Эмма опять что-то готовит у плиты, а Джейкоб сидит за обеденным столом. Я перевожу взгляд с него — он склонился над книгой с отвратительной коллекцией снимков с мест происшествий, разложенной на столе, — на его мать.