– То, чего никто не увидел! – воскликнул Дерек. – То, что было у нас перед глазами, а мы не заметили! Что скажешь, Джесси?
– В таком случае это должно означать, что Кирк Харви расследовал дела этой группировки, – подумав, ответил я. – И что он все знал. Наверно, поэтому и забрал с собой досье.
– Вот этим нам и надо заняться завтра в первую очередь, – предложила Анна.
– Меня одно смущает, – заметил Дерек. – Почему Тед Тенненбаум ни слова нам не сказал о том, что у него вымогает деньги этот Джеремайя Фолд? Мы же его спрашивали про списания со счета.
– Боялся последствий? – задумалась Анна.
Дерек поморщился:
– Может, и так. Но если мы прохлопали эту историю с Джеремайей Фолдом, значит, могли прохлопать и что-то еще. Надо бы заново пересмотреть весь контекст этой истории, выяснить, что писали тогда местные газеты.
– Я могу попросить Майкла Берда подготовить нам все архивные материалы об этих убийствах, какие у него есть.
– Хорошая мысль, – одобрил Дерек.
Вечером мы остались на ужин. Дерек, как всегда по воскресеньям, заказал пиццу. Когда мы все рассаживались на кухне, Анна заметила фотографию на стене: Дарла, Дерек, Наташа и я стояли перед “Маленькой Россией”, закрытой строительными лесами.
– Что это за “Маленькая Россия”? – простодушно спросила Анна.
– Ресторан, который так и не открылся, – ответила Дарла.
– Ты любишь готовить? – поинтересовалась Анна.
– Когда-то только этим и жила.
– А кто эта девушка с тобой, Джесси? – Анна указала на Наташу.
– Наташа, – ответил я.
– Твоя тогдашняя невеста?
– Да, – кивнул я.
– Ты мне так и не сказал, что между вами произошло…
Дарла, поняв по нескончаемым вопросам Анны, что та ничего не знает, произнесла, покачав головой:
– Господи, Джесси, значит, ты ничего ей не рассказывал?
* * *
В “Палас дю Лак” Стивен Бергдорф и Элис устроились на шезлонгах у бассейна. День выдался на редкость жаркий, среди купальщиков, освежавшихся в воде, барахтался Мита Островски. Окончательно размокнув, он выбрался из воды и направился к своему шезлонгу обсыхать. И с ужасом обнаружил, что ровно на соседнем шезлонге расположился Стивен Бергдорф, натирающий кремом для загара спину какого-то юного создания, явно не жены.
– Стивен! – воскликнул Островски.
– Мита? – поперхнулся Бергдорф, увидев перед собой фигуру критика. – Что вы тут делаете?
Он, конечно, видел Островски на пресс-конференции, но никак не предполагал, что тот может поселиться в “Паласе”.
– Позвольте и вам задать тот же вопрос, Стивен. Я уезжаю из Нью-Йорка, хочу пожить спокойно, а тут опять вы!
– Я приехал разузнать про загадочный спектакль, который тут будут играть.
– Я здесь был раньше вас, Стивен, так что возвращайтесь в Нью-Йорк и вообще валите отсюда.
– Мы ездим, куда хотим, у нас демократия, – сухо ответила Элис.
Островски узнал ее: она работала в журнале.
– Ну и ну, Стивен, – присвистнул он, – вижу, вы отлично сочетаете работу с удовольствием. Ваша жена, наверно, очень довольна.
Он собрал свои вещи и в ярости удалился. Стивен побежал за ним:
– Подождите, Мита…
– Не волнуйтесь, Стивен, – пожал плечами Островски, – я ничего не скажу Трейси.
– Я не о том. Я хотел сказать, что виноват перед вами. Мне очень жаль, что я с вами так обошелся. Я… я в тот момент был не в себе. Простите, пожалуйста.
Островски показалось, что Бергдорф говорит искренне. Извинения тронули его.
– Спасибо, Стивен.
– Вот уж не за что, Мита. Вас сюда прислал “Нью-Йорк таймс”?
– О боги, нет, конечно, я теперь безработный. Кому нужен старомодный критик?
– Вы великий критик, Мита, вас любая газета с руками оторвет.
Островски пожал плечами, потом вздохнул:
– Может, в этом-то и проблема.
– Это почему?
– Со вчерашнего дня меня преследует одна мысль: мне хочется пойти на прослушивание для участия в “Черной ночи”.
– А что вам мешает?
– Но это же невозможно! Я литературный и театральный критик! Значит, я не могу ни писать, ни играть сам!
– Мита, я вас что-то не понимаю…
– Стивен, да напрягите же мозги, ради бога! И скажите, с какого перепугу театральный критик станет играть в спектакле? Вы можете себе представить, чтобы литературные критики писали романы, а писатели – рецензии? Можете вообразить, чтобы Дон Делилло писал рецензию для “Нью-Йоркера” про новую пьесу Дэвида Мэмета? А Поллок критиковал последнюю выставку Ротко в “Нью-Йорк таймс”? Чтобы Джефф Кунс громил в “Вашингтон пост” последнюю работу Дэмьена Хёрста? Вы можете вообразить Спилберга, который в рецензии на последний фильм Копполы напишет в “Лос-Анджелес таймс”: “Не ходите на это говно, это жесть кромешная”? Поднимется страшный скандал, все будут кричать о необъективности, и совершенно правильно: нельзя критиковать тот вид искусства, которым занимаешься сам.
Бергдорф, уловив наконец ход мысли Островски, позволил себе заметить:
– Формально вы больше не критик, Мита, ведь я вас уволил.
Лицо Островски просияло: Бергдорф был прав. Бывший критик немедленно поднялся к себе в номер и достал номера “Орфеа кроникл”, посвященные исчезновению Стефани Мейлер.
А если в книге судеб написано, что мне суждено оказаться по другую сторону стены? – думал Островски. А если Бергдорф, уволив его, вернул ему свободу? А если все это время он, сам того не ведая, был творцом?
Он вырезал нужные статьи и разложил их на кровати. С ночного столика на него смотрела фотография Меган Пейделин.
Вернувшись к бассейну, Стивен с упреком сказал Элис:
– Не цепляйся к Островски, он тебе ничего не сделал.
– А почему нет? Ты видел, с каким презрением он на меня смотрит? Как будто я проститутка. В следующий раз скажу ему, что это я его уволила.
– Не смей никому говорить, что это ты потребовала его уволить! – рассердился Стивен.
– Но это же правда, Стиви!
– Ну да, из-за тебя я по уши в дерьме.
– Из-за меня? – оскорбилась Элис.
– Да, из-за тебя и твоих идиотских подарков! Мне звонили домой из банка, и жена скоро обнаружит, что у меня проблемы с баблом, это только вопрос времени.
– У тебя проблемы с деньгами, Стивен?
– Естественно! – вне себя рявкнул Бергдорф. – Ты не видишь, сколько мы тратим? У меня на счетах пусто, я в долгах, как последний мудак!