– Дорого бы я дала, чтобы выяснить, кто был за рулем фургона, – сказала Анна.
– А мне вот интересно, – отозвался Дерек, – почему Браун ни слова не сказал про продажность Гордона? Знай мы об этом в свое время, вели бы расследование иначе. А главное: если деньги, которые Гордон перевел в Монтану, были откатами предпринимателей, то куда делись те, что снял со счета Тенненбаум? Он так и не смог ничего объяснить.
Повисла долгая пауза. Мы с Дереком сидели в задумчивости, и Анна спросила:
– Как умер Тед Тенненбаум?
– В ходе задержания, – мрачно ответил я.
А Дерек просто сменил тему, намекая Анне, что нам не хочется об этом говорить:
– Надо пойти перекусить, мы же не обедали. Я приглашаю.
* * *
Браун вернулся домой необычно рано. Ему нужно было спокойно обдумать, как себя вести, если придется отменять театральный фестиваль. Он сосредоточенно ходил взад-вперед по гостиной, а Шарлотта, его жена, наблюдала за ним со стороны. Его нервозность чувствовалась даже на расстоянии. Наконец она подошла к нему и попыталась урезонить:
– Алан, дорогой, – сказала она, нежно погладив его по голове, – а вдруг это знак, что пора отказаться от этого фестиваля? Ты в таком состоянии…
– Как ты можешь так говорить? Ты же сама была актрисой… Ты знаешь, что это такое! Мне нужна твоя поддержка.
– Но я не могу отделаться от мысли, что, быть может, это судьба. Да и вообще от этого фестиваля уже давно одни убытки.
– Фестиваль должен состояться, Шарлотта! От него зависит жизнь города.
– Но чем ты заменишь основную пьесу?
– Понятия не имею, – вздохнул он. – Меня все засмеют.
– Все образуется, Алан, вот увидишь.
– Каким образом? – спросил он.
Она не знала, каким образом. Она произнесла эту фразу, только чтобы его подбодрить.
– Я… попробую использовать старые связи в театральном мире! – попыталась она найти решение.
– Связи? Дорогая, ты прекрасна, но ты двадцать лет не выходила на сцену. Какие уж тут связи…
Он обнял жену за талию и положил голову ей на плечо.
– Это катастрофа. На фестиваль никто не хочет ехать. Ни актеры, ни пресса, ни критики. Мы разослали десятки приглашений, никто не ответил. Я написал даже Мите Островски.
– Мите Островски? Из “Нью-Йорк таймс”?
– Уже не из “Нью-Йорк таймс”. Он теперь работает в “Нью-Йорк литерари ревью”. Все лучше, чем ничего. Но он тоже не ответил. До открытия меньше трех недель, а фестиваль на грани краха. Прямо хоть театр поджигай, чтобы…
– Не говори глупости, Алан, – оборвала его жена.
В этот момент раздался звонок в дверь.
– Гляди-ка, вот и он, – пошутила Шарлотта.
– Ты кого-нибудь ждешь? – Алану было не до смеха.
– Нет.
Он встал и пошел открывать. За дверью стоял Майкл Берд.
– Добрый день, Майкл.
– Здравствуйте, господин мэр. Простите за вторжение, я тщетно пытался вам дозвониться, у вас выключен телефон.
– Мне надо было спокойно подумать. Что случилось?
– Мне бы хотелось получить от вас комментарий относительно слухов, господин мэр.
– Каких слухов?
– Таких, что у вас нет главной пьесы для театрального фестиваля.
– Кто вам сказал?
– Я журналист.
– Значит, вы должны знать цену слухам, Майкл, – рассердился Браун.
– Согласен, господин мэр. Именно по этой причине я взял на себя труд позвонить агенту труппы, и он мне подтвердил, что спектакль отменен. Сказал, что актеры больше не чувствуют себя в безопасности в Орфеа.
– Смешно, – ответил Алан совершенно спокойно. – На вашем месте я бы это не печатал…
– Да? Это почему?
– Потому что… вас засмеют!
– Меня? Засмеют?
– Вот именно. Вы что себе думаете, Майкл? Я сразу же нашел замену труппе, которая предполагалась изначально, раз она нас подвела.
– Правда? А почему вы об этом до сих пор не объявили?
– Потому что… Потому что это великий спектакль, – не задумываясь, ответил мэр. – Совершенно уникальный! Он наделает такого шума, что зрители сбегутся отовсюду. Я хочу объявить о нем по-настоящему, во весь голос, а не в каком-нибудь скороспелом коммюнике, которого никто и не заметит.
– И когда вы объявите о своем великом спектакле? – поинтересовался Майкл.
– В эту пятницу, – наобум ответил Браун. – Да, именно так. В пятницу, одиннадцатого июля, я соберу в мэрии пресс-конференцию. Поверьте, то, о чем я объявлю, будет для всех полным сюрпризом!
– Что ж, спасибо за информацию, господин мэр. Я дам ее в завтрашнем номере. – Майкл хотел проверить, не блефует ли мэр.
– Пожалуйста, будьте так добры, – ответил Алан, очень стараясь сохранять дружеский тон.
Майкл кивнул и повернулся было уходить. Но Алан не преминул добавить:
– Не забывайте, Майкл, что ваша газета получает от мэрии субсидии и за помещение вы не платите.
– Что вы хотите сказать, господин мэр?
– Что собака не кусает руку, которая ее кормит.
– Это угроза, господин мэр?
– Я бы никогда не позволил себе вам угрожать. Просто дружеский совет, вот и все.
Майкл удалился, кивнув на прощанье. Алан закрыл за ним дверь и в ярости сжал кулаки. Сзади на его плечо легла рука: Шарлотта. Она все слышала и смотрела на него с тревогой:
– Великий спектакль? О чем ты собрался объявить, дорогой?
– Если б я знал. У меня есть два дня. Если за два дня не случится чуда, объявлю о своей отставке.
– 5. Черная ночь
Среда, 9 июля – четверг, 10 июля 2014 года
Джесси Розенберг
Среда, 9 июля 2014 года, Лос-Анджелес
17 дней до открытия фестиваля
С первой полосы “Орфеа кроникл” от 9 июля 2014 года:
ЗАГАДОЧНАЯ ПЬЕСА
НА ОТКРЫТИИ ТЕАТРАЛЬНОГО ФЕСТИВАЛЯ
Изменения в программе: в пятницу мэр города объявит, какой спектакль сыграют на открытии. По его словам, эта постановка обещает сделать двадцать первый фестиваль одним из самых запоминающихся за всю его историю.
Я отложил газету: самолет шел на посадку в Лос-Анджелесе. Сегодняшний номер “Орфеа кроникл” дала мне Анна, когда утром мы встретились с ней и Дереком, чтобы в последний раз уточнить ситуацию.
– Держи, – сказала она, протягивая газету, – будет что почитать в дороге.