— Погоди, Дед, — прошептала я, коснувшись его руки.
— Что тут годить? Кулаки чешутся репу расквасить этому уроду, — попер на Валеру байкер, что-то деревянное проехало по стойке. Бита? Бильярдный кий? — Ты что, говно модное, решил, что самый крутой?! А ну пошел отсюда!
— Хочешь драться? Давай! Я все равно с ней поговорю! — рыкнул Валера и шагнул навстречу, явно нарываясь на удар.
Я опешила. Между контурами двух крупных мужчин багряные волны агрессии покатили одна на другую, нарастая до потолка и грозя устроить шторм, в который наверняка затянет всех присутствующих.
— Не надо! — крикнула я.
Дед меня не послушал, и, размахивая чем-то, шагнул к Валере. Я растерянно оглянулась. Судя по вспыхнувшим по залу пятнам, другие байкеры решили присоединиться. Это требовалось остановить. Сейчас же!
Отбросив ощущение, что я уставшая, слабая девушка, я вспомнила Матхураву. Почувствовала его так живо, что даже пышные усы показались реальными, челюсть больше, и почудился тяжелый, за поясом, меч. Черт меня побери! Я собрала всю свою волю из живота и выбросила ее через горло с низким, несвойственным мне командным взрёвом:
— Я сказала «Нет»! — и встала, заслонив собой Валеру.
Это было так громко, что бас-гитара, отставленная музыкантами, ответила вибрацией. Отозвались барабаны нарастающим внутри бас-бочки гулом.
Дед опешил. Валера тоже. Разговоры в баре затихли, и все уставились на меня. Склонив голову и по-бычьи сверля слепыми глазами байкеров, я ощущала себя Матхуравой, здоровенным мужчиной, умеющим обращаться с мечом и кинжалом. Неизвестно откуда взявшаяся в мышцах и в голосе сила позволила мне говорить уверенно и твердо:
— Никто здесь его не тронет.
— Не надо, — возмутился Валера, — я сам…
Я подняла ладонь:
— Молчи.
И он замолк. Словно послушная Сона. Я прорычала:
— Здесь никто никому ничего не должен. Пусть так и останется, — и чуть мягче, но все еще по-мужски обратилась к Деду: — Ты реально крутой чел, Дед, с большим сердцем. Больше всего на свете ты ценишь искренность и справедливость, чтобы было без фальши, так?
— Откуда ты… — пробормотал байкер.
— В точку. Это про тебя, Дед, — раздалось со столиков.
— Я говорю искренне. И ты это чувствуешь, — сказала я. — И я говорю тебе, что в этой драке справедливости не будет. Просто поверь мне. Ты и так силен, прояви мудрость.
Дед молчал, соображая. Пауза стала материальной, весомой, как туман в лощине, оседающий каплями на лицо. Наконец, байкер отступил к стойке, опустив биту или что там у него было в руках.
— Черт, ладно. Тебе видней.
— Спасибо, Дед, — сказала я и обратилась ко всем присутствующим, сидящим и повскакивавшим с мест. — И вам, ребята, спасибо! За то что настоящие. Для меня большая честь побывать у вас.
— Крутая девчонка. Мы тебя тоже рады видеть рядом. Чувиха с характером. Да это не телка, это риал мэн. Иди к нам за столик. Пива будешь? Угощаем, — полетело отовсюду добродушное.
Еще чувствуя в себе Матхураву, я с достоинством приложила ладонь к груди и чуть склонила голову.
— Благодарю. — Коснулась плеча Деда. — Нам действительно нужно поговорить.
— Ладно, — буркнул он примирительно, — но если что, я здесь.
— Это круто, Дед. Ты крутой. — И я, наконец, обернулась в Валере. — Пойдем.
— Хорошо.
Я пошла вперед уверенно, не слишком выставив руки, потому что успела запомнить количество шагов от стойки до выхода. Нащупала дверной косяк. Валера поспешно открыл дверь и подержал меня под локоть.
— Я могу выйти сама, но спасибо, — кивнула я, вставила носок до предела в ступень и рукой коснулась кирпича в стене.
Мы быстро вышли на улицу. Озябнув, я засунула в карманы джинсов руки и выдохнула, отпуская прочь Матхураву. Тело сразу стало легче, ослабло, вспомнив об усталости. Совсем другим, обычным своим голосом я спросила мягче:
— Утро, наверное, скоро? Что там, на небе?
— Скоро, — ответил Валера и, сглотнув, добавил тихо. — Ты какая-то совсем другая. Там. И теперь снова… Разная совсем.
Я пожала плечами.
— Иначе бы Дед меня не услышал.
— Я могу сам за себя постоять.
— Я знаю.
Мы оба молчали, каждый боясь сказать не то. Где-то мимо пронеслась скорая с сиреной. «Зачем ночью будить город, машин и так не много?» — подумала я. Валера стоял в шаге от меня, и я слышала его взволнованное дыхание, чувствовала доносимое прохладным сентябрьским ветром его тепло. Казалось, с нашей последней встречи прошел месяц или несколько жизней.
— Ты хотел поговорить, а теперь молчишь.
— Оказывается, это трудно, — он снова замялся.
— Что?
— Попросить у тебя прощения. За всё, — он на самом деле волновался.
— Скажи «Прости меня».
— Прости меня, Варя.
— Хорошо, я прощаю.
— Так просто?
— Да.
И мы опять замолчали, прислушиваясь к дыханию друг друга.
— На самом деле, я за тобой, Варя, — выдохнул, наконец, он. — Тебе угрожает опасность. Тебя хотят убить.
— Я знаю. Уже пытались, — сказала я кратко.
А сердце зашлось. Возможно, от того, что он пришел за мной, захотелось расплакаться, как маленькой, рассказать все, что я пережила, что передумала. Но слова так и остались комом в горле. Валере это не надо…
— Но как ты спаслась?
— Нарочно не придумаешь, — улыбнулась я, скручивая в жгут свои слабости. — В лесу вышел на дорогу лось, и машина, в которой меня везли убивать, перевернулась. Все мертвы, кроме меня. И лося. Ирония судьбы, да?
— Варя… Это какое-то чудо… Я чего только не передумал за эту ночь! Но как ты, не видя, добралась почти в центр Москвы? — он шагнул ко мне, но не решился даже протянуть руку. С одной стороны, после всего это было правильно и говорило о какой-то перемене в его отношении ко мне, но с другой — больно. Причем нам обоим. Ему от вины, мне…
— Дед подвез. Знаешь, Валера, — задумчиво проговорила я, — бывают на свете простые люди, бывают счастливые, а мы с тобой два кармических инвалида.
— Почему инвалида?!
— Потому что столько раз друг друга ранили, что уже никто из нас не знает, как поступить нормально. А всё, что ни делаем, получается вкривь и вкось.
— Я ничего не знаю про карму, но если тебе нравится верить в эти кришнаитские штуки, пожалуйста. Я просто хочу увезти тебя туда, где безопасно.
— Штуки не кришнаитские, буддистские. Думаешь, у тебя получится? — Я подняла к нему голову с вызовом. — С договором ничего не вышло. Плохая оказалась затея.