— Кир, надыбай мне по-быстрому здания, где могут быть глубокие подвалы, в районе Салтыковского лесопарка. Такие, чтобы GPS в подвале не ловил.
— Жилые? Боюсь, это невозможно. На любой даче можно хоть подземный лабиринт выкопать.
— Нет, не жилые. Что-то типа склада или завода. Брошенного желательно.
— Понял. Займусь.
— И шефа не беспокой этим. У него проблемы, сейчас его лучше вообще не трогать.
— Я заметил.
— Работай.
Сергей поставил на всякий случай треккер на автодозвон и положил мобильный в карман. Уже у кабинета Сергей остановился и сквозь щель в двери услышал голос Морфина:
— Я понимаю вашу принципиальность, Валерий Михайлович, но принимая в расчет все, что вы сказали, рекомендую вам заплатить. У нас появится время на маневр.
— Нет.
«Жадная сволочь» — подумал Сергей, переминаясь с ноги на ногу.
— Тогда вам лучше временно уехать из страны. Слишком сжатые сроки, мы не успеем ничего сделать.
Глава 15. Байк-энд-ролл
Мы завернули, и ветер перестал хлестать по щекам, пристраиваясь между ревущими моторами. Они рычали и тарахтели, как старые трактора; заходились, словно вгрызающаяся в стену гигантская дрель. Здесь пахло бензином, табаком, пьянкой и безбашенной лихостью. А главными были не контуры людей и нечеткие сферы света, а тяжелые вибрации оживших мото-монстров.
Я чуть сморщила нос и поёжилась: не то место, куда мечтаешь попасть. И тут же усмехнулась собственной привередливости: дворец не по мне, ночной клуб тоже, вот и байки не угодили. Так, во мраке, когда за отсутствием зрительных образов ты вынуждена наблюдать лишь за собой, обнаруживаешь совсем не тот образ себя, который привычно рисуешь, с удовольствием примеряя добро, духовность, смирение. Оказывается, вместо лучезарного ангела сидит внутри злобный гномишка и гундит: не то, не так, рылом не вышли… Чего уж там! Вся Вселенная, как выясняется, не дотягивает до нужных тебе планок.
Мне стало мерзко. Но если принимать всё, как есть, то и маску придется снять, чтобы посмотреть внимательнее в глаза противному существу — мне… Уж не эта ли маска бесила Валеру? При мысли о нем в сердце кольнуло, но меня тут же отвлек Дед.
— Приехали, бэби. Сама слезешь или помочь?
— Сама.
Я едва не упала, забыв о масштабах мотоцикла, но байкер меня поддержал.
— Оу, оу, потише. Хреново не видеть, да?
— Хреново. Никак не привыкну.
— Ты еще молодцом! Тебе бы палку, будешь как Слепой Пью…
— Такая же противная, как старый пират? — усмехнулась я.
— Да не, я про другого. Из боевика. Чего там противного, мочил слепой всех направо и налево…
— А, это был не Пью, — заметила я. — Я смотрела в детстве. Там был Рутгер Хауэр, актер.
— Да пофиг. Хватайся за руку. Вон он, бар.
Мы направились в гущу световых пятен, а затем куда-то по узким ступеням вниз, навстречу бесшабашным гитарным рифам и барабанным перебивкам. Нас встретил сигаретный дым и радостные возгласы:
— Хэй, Дед, иди бухать! Ты чо такой медленный, на велосипеде ехал?!
— Ща, братва, — авторитетно сказал мой провожатый и подвел меня к барному стулу у стойки. — Пива будешь?
— Лучше чаю, — улыбнулась я.
— Угу. Слышь, Мокрый, чай у нас вообще есть?
— Чай? — удивился кто-то напротив. — Сварганим, если надо.
Сквозь грохот рок-н-ролла я расслышала хлопок и шорох фольги. Дед ткнул мою руку в нечто сухое и круглое, вызвавшее в памяти кошачий корм.
— Так, это сухарики. В миске фисташки. В пакете рядом чипсы, — рявкнул он мне на ухо, перекрикивая явно живую музыку. — Луковые со сметаной пойдут?
— Да.
В нос ударил ядреный рыбный запах.
— А вот тут слева я тебе всяких сушеных кальмаров насыпал. Еще фигни всякой. Ассорти, короче. Угощайся. И насчет пива тоже не стесняйся. Слышь, Мокрый, нальешь ей, а я отойду.
— Спасибо большое! — расчувствовалась я. Есть и пить, на самом деле очень хотелось.
Приученная братом Женькой выделять партии в композициях рок-групп, я замечала, что музыканты, играющие в баре, с упоением лажали. Однако это никак не мешало публике подпевать под байкерский гимн, подкрепляя восторги свистом и улюлюканьем. Я решила, что и мне фальшивые ноты мешать не будут, и сосредоточилась на чае и еде. Даже такой простой процесс у меня, у слепой, вызывал сложности. Обжегшись, я теперь всё делала медленно и осторожно, приучая себя радоваться тому, что есть сейчас.
— Ну, как ты? — вернулся Дед, когда я, наконец, насытилась закусками «под пиво».
— Хорошо, спасибо.
— Чего унылая такая?
— Устала, — призналась я. — День выдался тяжелый.
— Чо, может показать, где спать будешь?
Я кивнула. Нащупывая путь по стенке одной рукой и прилагая все усилия, чтобы его запомнить, я прошла вместе с байкером к деревянной дверце с постером над ручкой. Она скрипнула, и Дед что-то пнул ботинком. Покатилась стеклянная бутылка.
— Тут не особый порядок.
— Я все равно не вижу.
— Главное не перевернись. Короче, отдыхай. Туалет, если надо, по коридору следующая дверь направо. Если кто чего вякнет, всем отвечай, Дед разрешил. И вопрос решен!
— Не знаю, как тебя благодарить.
— Да не парься, — пробасил он и закрыл за собой дверь.
Воздух в подсобке был сперт, насыщен пылью и запахом несвежего белья, а главное — совершенно темен. Не понятно, где стены, где кровать, есть ли другая мебель или тут хранятся ящики с пивом.
Зрячему слепого не понять, — вздохнула я и принялась вытянутыми руками шарить перед собой и делать маленькие шажки, пока не уткнулась коленями в кушетку. Я забралась на нее, сняв кроссовки. Сон не шёл. В голове кружили мысли и воспоминания тревожного дня, они пробивались сквозь усталость и требовали их обдумать. А совершенно не хотелось…
Мне было не по себе, я чувствовала себя разбитой. Из-за толстых стен вместо живого бэнда пробрались в мою узкую, как купе в поезде, келью, рипящие гитары Арии. Кажется, это был «Игра с огнем», любимая Женькина песня. Как напоминание мне об «игре»…
Я села, опираясь о стену, шуршащую за спиной отклеившимися постерами и обрывками скотча. Не видя ничего вокруг, я явственно прочувствовала тепло, заключенное в невидимых контурах моего тела. Казалось, я была наполнена теплыми волнами. В полной тьме даже нагретые дыханием выдохи стали осязаемыми.
Что с Валерой? — подумала я тревожно, подобрав под себя озябшие ноги. — Где он? Мудрые говорят, что карма растворяется, как только тебе становится все равно. Закончилась ли наша с Валерой история? Судя по тому, как нечто недосказанное оседало тяжелым грузом в груди, причиняя боль, вряд ли.