Русский штык на чужой войне - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Балмасов cтр.№ 180

Данное донесение было очень важным. Оно свидетельствовало о начале планомерной разведки со стороны Боливии спорного района, говорящей о скором начале войны.

Вскоре поступили и другие тревожные донесения индейцев о готовящемся захвате спорного района боливийцами. И «Элебук» (так обычно они именовали самых авторитетных вождей), как теперь почтительно прозвали Беляева индейцы, ранее поручил вождю чимакоков Саргенто Тувиге и его племени охранять Питиантуту от проникновения боливийцев.

Однако они могли истребить их небольшие разведывательные подразделения, но выдержать боя с регулярной армией были не в состоянии, и потому Тувига просил его скорее прибыть с подмогой: «Если ты не явишься немедленно, Питиантута попадет в руки боливийцев».

Письмо было написано со слов вождя индейцев парагвайским капитаном Гаона в Порто Састре, и это придало ему больший вес и руководство Парагвая срочно занялось данным вопросом.

Дело в том, что Питиантута (переводится с гуарани как «Богом забытое место») была стратегически важна как для Боливии, так и для Парагвая. По воспоминаниям Ивана Тимофеевича, эта лагуна (озеро, сообщающееся с рекой) «была центром всех невидимых индейских коммуникаций в направлении на тыл противника, а также и наш. В пять дней оттуда можно было пройти на железную дорогу Касадо на 153 километра, отрезав таким образом все наши гарнизоны, прикрывающие все местные поселения с находящимся там штабом командующего и выйти на берега реки Парагвай, а значит и к столице страны. Генерал Скенони понял опасность, и я был немедленно отправлен туда, а за мной – отряд войск для ее занятия. Там и произошло первое столкновение, ознаменовавшее начало военных действий» ^[964].

Русский генерал так описал начало своего путешествия: «Несколько дней спустя мы отправились вверх по реке Парагвай на пароходе «Капитан Кабраль». В мой отряд входили инженер В. Орефьев-Серебряков и господин Экштейн. Кроме револьверов, у нас были карабины и четыре винтовки для сопровождавших нас индейцев-проводников. Боеприпасов же было в обрез. Багаж состоял из четырех чемоданов, двух бурдюков для воды, ящиков с провизией и боеприпасами. В Фуэрте Олимпо (форт. – Ред.) мы получили лошадей, которых привел с собой лейтенант Сагиер с двумя солдатами. В Пуэрто Касадо (порт. – Ред.) мы получили долгожданных мулов» ^[965].

Однако уровень подготовки и оснащения этой экспедиции традиционно мало соответствовал стоящим перед ней высоким задачам, что во многом было обусловлено тогдашней технической отсталостью парагвайской армии.

Так, русские участники похода отмечали, что даже местные офицеры, участвовавшие в нем, были сильно поражены тем, что Беляев определял направление движения по компасу. Они с удивлением рассказывали своим сослуживцам, что «русский генерал по каким-то часам определял, где север, где юг» ^[966].

По словам Ивана Тимофеевича, «главной целью нашего путешествия было нахождение места для строительства укрепления, которое могло бы прикрыть проход к Питиантуте и впоследствии стать связующим звеном между лагуной и берегом реки. За нами из форта Хенераль Диас, по моему старому пути, разведанному еще в 1926 г., должен был идти отряд солдат» ^[967].

Высадившись на последней станции железной дороги Касадо, которая подходила вплотную к непроходимым джунглям, кампания Беляева отправились в путь по тропе, намеченной русским генералом еще в одном из первых его путешествий. Однако путь здесь был не менее сложный, чем тогда.

Он писал: «Окруженные со всех сторон густой растительностью, мы были вынуждены прорубать себе путь в этой чаще с помощью мачете. Со страшными усилиями нам удавалось делать за день лишь от 5 до 12 тысяч шагов, отмерявшихся по шагомеру. Вскоре обнаружился недостаток съестных припасов… У нас 4 марта оставалось только два килограмма сухого мяса, два – йерба мате (парагвайский чай), восемь – сахара, два – муки, пакет какао, 10 банок сгущенки и 120 галет, в то время как от Питиантуты нас отделяла еще горная цепь шириной в 20 километров, а на охоту можно было рассчитывать лишь вблизи небольших и редких источников воды…» ^[968]

Налицо была угроза голода – в пищу пошли даже оказавшиеся съедобными верхушки пальм, но путникам повезло – они подстрелили двух оленей.

Однако охотничьи трофеи из-за скудности местных лесов доставались им редко, и запасы продуктов у группы Беляева быстро подошли к концу. Но хуже всего обстояло с питьевой водой. Кое-кто перед угрозой смерти от жажды предлагал Ивану Тимофеевичу повернуть назад, но он все же решил продолжить экспедицию.

Однако для этого ему пришлось ослабить отряд и вернуть лейтенанта Сагиера с солдатами, а также заболевшего инженера Серебрякова. Но они должны были «привести с собой гарнизон для будущего укрепленного района в Питиантута» ^[969].

Начался самый трудный отрезок пути. Ночи под антикомариной сеткой «москитерос», без которой здесь невозможно было провести и минуты, в центре неспокойных, ревущих джунглей, светящихся всеми огнями и кричащих всеми голосами, были тревожными. Поэтому отдохнуть и выспаться было почти невозможно.

После одной из таких ночей рядом со своим лагерем путешественники обнаружили даже следы крупного опасного хищника – ягуара, не боящегося огня, которого голод заставил подойти к людям.

При этом лес, опутанный лианами, с множеством колючек, становился все непроходимее. Однако выручили незаменимые индейцы, которые с помощью мачете быстро прорубали путь в джунглях. Они же спасли отряд от голода, отыскивая больших и очень вкусных черепах для еды ^[970].

«На этом этапе, – писал начальник экспедиции, – выявился упорный и волевой характер сопровождавших нас индейцев: Гаррига – храбрый и сильный воин из клана «уток», казалось, сочетал в себе добропорядочные качества своих крылатых братьев – он был настоящим интендантом нашего воинства. Кимата, еще ребенок, числился по клану «обезьян» и поэтому прекрасно лазил по деревьям, добывал нам мед, яйца и фрукты, завлекал свистом птиц, ловил их и был самым активным участником всей компании. Имеди – «ворон» – большой знаток рассказов и легенд, казался меланхоличным и замкнутым в себе. Он тоже влезал на деревья, но лишь исключительно для того, чтобы смотреть на дорогу, и только на самые толстые и прочные ветки. И, наконец, Турго, представитель «страусов», великолепный бегун и ходок, удивительный специалист по всем деталям жизни в горах, с прекрасно развитым чувством юмора. Каждый из индейцев нес на себе печать своей расы, своего племени, своего клана. От них больше, чем от оружия или даже продовольствия, зависел конечный успех нашего предприятия» ^[971].