Лекарство от нерешительности - читать онлайн книгу. Автор: Бенджамин Кункель cтр.№ 64

— Уговорить Наташу было нетрудно, потому что на самом деле ты очень всполошил ее своим обещанием приехать. Конечно, не обошлось без некоторых неудобств — например, пришлось потрудиться, чтобы Наташина квартира выглядела так, будто она действительно уезжает. Кстати, не думай, что Наташа — мне правда очень стыдно, — не думай, что Наташа полетела делать аборт. Она не беременна, по крайней мере неделю назад не была. Пришлось сочинить эту беременность, чтобы ты не рванул в аэропорт. А то вдруг в этот день вообще не было рейсов в Голландию? В любом случае Алиса говорила, что ты очень доверчивый и вдобавок не знаешь испанского. Твоя сестра — просто фантастическая женщина!

— Фантастически вероломная. — Я ушам своим не верил.

Бриджид снова пошебуршила у меня в боксерах и скроила полувиноватую улыбку.

— Ты ведь не очень сердишься?

Над нами нависал пласт меловой почвы; точно такой же наблюдался с противоположной стороны. В долине рос только перистощетинник лисохвостый пурпурный: зеленый вблизи, он в перспективе действительно сливался в пурпурную щетину. Бриджид прикасалась, как священнодействовала; перистощетинник отреагировал на появление ветерка неглубоким реверансом.

— Хорошо-то как! — выдохнул я.

Я по-прежнему лежал на спине, Бриджид сидела на мне верхом. Сквозь ее распущенные темные-претемные волосы я смотрел на солнце — и видел множество радуг. Справа от ее головы кренился ястреб — точь-в-точь как идущий на посадку самолет. Значит, я стал благословенной жертвой заговора трех восхитительных женщин. Это открытие заставило меня подскочить и вытряхнуть Бриджид из футболки.

— Не волнуйся, я не псих.

Ее бюстгальтер производил впечатление глазных пластырей, наклеенных на абсолютно здоровые глаза, и явно ей мешал, так что я его быстренько снял. При виде вздрагивающих грудей я не смог сдержать смех.

— Обещай, что с возрастом поумнеешь, — попросила Бриджид.

— Обещаю. Таким занудой стану, мало не покажется. Лет через дцать. — Я не сомневался, что так оно и будет.

Пока же я чередовал благочестивые поцелуи в лобик с бельгийскими поцелуями, а также с игрой языка на крохотных и твердых, как нераспустившиеся почки, сосках. Бриджид начала издавать звуки, характерные для женских особей Homo sapience и предвещающие переломный момент в физиологических ощущениях. Однако здесь, из уважения к мадемуазель или, если угодно, сеньорите Бриджид Лерман, я прерву свое увлекательное повествование. Возможно, читатель удовлетворится утверждением, основанным на личном опыте автора, а именно: для двоих весьма странных и испытывающих взаимное влечение молодых социалистов, между которыми не стоит ничего, даже презерватив, — так вот, для этих молодых людей взаимный оральный секс в лучших традициях 69 (то есть в одной из самых живописных долин экваториального пояса и под действием сильнейшего наркотика, усиливающего ощущения) является отличным средством выхода на новый виток отношений, особенно когда у женщины, находящейся сверху, оргазм сопровождается эпилептическими подергиваниями конечностей, каковые подергивания вызывают у мужчины мощную эякуляцию, сравнимую по силе со струей из садового шланга. Автор настоятельно рекомендует такое времяпровождение.

Кончив, мы развалились на траве. Опте animal post coitum triste est? ^[57] Как бы не так! Теперь, в новом, социалистическом состоянии, после секса я ощущал прилив радости и хотел повторить все сначала, причем немедленно.

— Бриджид, так что там с плодом? Кажется, я понял. Бриджид, я тебя раскусил — ты и есть этот плод!

При слове «плод» в глазах Бриджид мелькнула пратоска — возможно, прапамять услужливо подсунула картинку изгнания из рая, — а я вытащил из рюкзака наши древесные томаты. Мне хотелось съесть свой томат — надо же было чем-то заняться до следующей эрекции. Второй плод я протянул Бриджид. Я подумал, что древесный томат с успехом заменит пресловутое яблоко. В отличие от съедения последнего, его съедение не повлечет за собой кары. Я очистил плод армейским ножом. Фактически я не оставил ничего, кроме влажной мякоти, разделенной рыхлой перегородкой на три части. В одну из частей и вонзились мои зубы.

— Какая же вкуснятина эти древесные томаты! Похожи на гибрид персика с яблоком, но гораздо лучше и того, и другого. Давай это и будет наш с тобой плод? Я не стану пытаться его запатентовать. Клянусь. — Чем-то древесный томат напоминал наш аномальный роман.

— Вообще-то я имела в виду совсем другой плод — опасный…

— Хорошо. — Раз я теперь храбрый и решительный, значит, буду продолжать в том же духе. — Давай рассказывай про свой опасный плод. Я вслед за тобой что угодно съем. Mi casa, su casa ^[58], или как его там.

Примерно на этих словах стало ясно, что день уступил вечеру — полдюйма, но уступил. Было светло, как минуту назад, однако белый свет местами тронуло золотое тление.

— Плод. Или, может, наркотик. Са m’est egal. ^[59]

Эту последнюю фразу я не понял.

— Просто мне сначала представлялся фрукт, — продолжала Бриджид. — Достаточно его съесть, чтобы мир совершенно изменился. Вообрази, ты его ешь, и тебе вкусно и сочно, а изменения уже начались, причем необратимые.

— Так это и есть депортация из рая.

Бриджид пожала плечами — жест, на мой взгляд, недостаточно благочестивый.

— С того дня, как ты вкусил от плода, тебе достаточно прикоснуться к продукту или вещи, чтобы немедленно понять, как этот продукт или вещь попали к тебе в руки. Сейчас в мире не стало места магии вещей. Процесс их изготовления больше не тайна. Вещь попадает к человеку выхолощенной, стерильной, у нее нет прошлого, только конвейер. Понимаешь? А если мы съедим этот плод или наркотик…

Собственно, мы его уже съели. Сердце запрыгало.

— …нам хватит одного прикосновения ко всему, что выросло на земле или было сделано человеком, чтобы понять, как оно росло или делалось.

Голова кружилась — надо же, я не единственный философ на свете.

— Мы это почувствуем, — вдохновенно продолжала Бриджид. Я заподозрил, что в ее планы входило пробраться на водопроводную станцию и вылить «Сан Педро» в резервуар, из которого вода поступает в дома простых американцев. — Перед нами как будто дверь распахнется. Конечно, если процесс сопровождался болью, унижениями или чрезмерной усталостью, это от нас тоже не укроется. Жить в нашем мире с такой чувствительностью будет трудно. Зато и сам мир может измениться.

— Знаешь, мне как-то жаль бедных потребителей.

— Ты же называл себя социалистом.

— Да, называл, — подтвердил я. — Но ведь все жители западных… то есть северо-западных… короче говоря, богатых стран станут носить перчатки не снимая.