Лекарство от нерешительности - читать онлайн книгу. Автор: Бенджамин Кункель cтр.№ 55

Эдвин вызывал у меня приятные ассоциации с чем-то слишком простым — и оттого, видимо, сложноопределяемым.

Бриджид взглянула мне в лицо; я зажмурился от ее наголовного фонарика.

— Двайт, прости меня! Зря я вас с Эдвином сюда притащила. Вечно я все делаю не так.

— Да ладно, не расстраивайся. Завтра будет новый день. И потом, с чего ты взяла, будто все делаешь не так?

Но Бриджид, ни слова не говоря, ушла в чащу. Причин у нее могло оказаться две, три, четыре; прикинуть, сколько она будет отсутствовать, я был не в состоянии. Я подозревал, что главная причина — в том, что я весьма смутно себе представляю, как обращаться с этой женщиной; теперь, когда я остался наедине с Эдвином, меня осенило, и я решил поговорить с ним как мужчина с мужчиной.

Я торопливо пролистал разговорник в поисках нужных испанских слов. Возможно, «абулиникс» все-таки действовал — я съел уже половину. Я вытащил баночку из кармана и теперь подступал к Эдвину, потрясая ею, как гремучая змея — хвостом. Ловко и незаметно, словно наркодилер, я сунул баночку в Эдвинову прохладную плоскую ладонь и загнул его несколько куцые пальцы.

Эдвин сверкнул глазами; впрочем, возможно, это был просто ночной оптический эффект. Я произнес заготовленную фразу:

— Estes te puede aider. Наверное. Это тебе поможет. Как по-испански «наверное»? В любом случае, tiene ипа para dia. Solamente ипо. Каждый день. Todo los dias, о’кей?

Пожалуй, если бы Эдвин все время жил в Баньосе, я бы мог взять у него адрес и выслать ему еще «абулиникса» — вдруг Эдвин захочет продолжать курс лечения? Хотя, если под действием «абулиникса» Эдвин уйдет вниз по реке, значит, «абулиникс» Эдвину больше не понадобится. Размышления мои прервал хруст — невидимый Эдвин открыл баночку, извлек капсулу, прожевал ее (чего делать вообще-то не рекомендуется) и проглотил, не запивая водой. Затем он довольно сильно — и не без доли сарказма, насколько я мог понять в темноте, — стукнул меня лбом в лоб.

Я сердечно пожал ему руку.

Начался дождь. Мы с Бриджид спрятались в хижине, крытой тростником. Крыша протекала, струйки воды буравили земляной пол. Я зажег наголовный фонарик и осмотрелся. В первый момент я принял темные пятна, сплошь покрывавшие уцелевшую стену, за мох, лишайник или плесень. Но через секунду с ужасающей ясностью и ощущением, что время застывает, я понял: пятна на самом деле — огромная армия пауков, и многие отряды уже пошли в наступление.

— Бриджид, — промямлил я. — На стене… пауки… Они тут кишмя кишат!

Кажется, никогда и нигде, разве что в кино, я не слышал, чтобы человек задыхался от ужаса.

Я схватил Бриджид за руку и выволок ее из хижины.

Всю ночь Бриджид, Эдвин и я выбирались из сельвы. К рассвету мы дошли до дороги. Вскоре перед нами затормозил грузовик, и водитель, торговец фруктами, с любезной беззубой улыбкой предложил подвезти нас до Эдвинова автомобиля. Мы уселись в кузове между благоухающих корзин с гуавами, лимонами, грейпфрутами, папайями, гуанабанами и апельсинами. Мы заваливались набок на поворотах, подпрыгивали и жестоко бились на колдобинах, почти не разговаривали — мы смотрели назад, на раскисшую красную глину дороги, словно рукой нетрезвого кондитера выдавленную из картонного кулька; или по сторонам — сквозь щели в досках кузова видны были деревья, опять деревья, все время деревья, потом пейзаж оживляли курица, свинья, или мул, или крестьянин на велосипеде, или босоногий малыш с портфелем, или необработанный садовый участок, или хижина на сваях, в которой надрывался телевизор.

Диван с шерстяной обивкой в Алисиной гостиной накануне казался таким неудобным, что Алиса разрешила мне спать вместе с ней на кровати. Целый день мы торчали у доктора Хайара, вместе с ним и мамой смотрели по Си-эн-эн террористические атаки и вот наконец-то освободились. Я рухнул на кровать не раздеваясь и прямо поверх одеяла, тут же отрубился и всю ночь проспал, будто ничего не произошло; теперь же я открыл глаза и смотрел на Алису. Она начала было растягивать губы в улыбке, но передумала.

— Ну ты и спишь, — сказала Алиса.

— Рядом с тобой я бы и еще поспал. — Я посмотрел в Алисины добрые синие глаза, заметил, что сосудики полопались, и меня захлестнула позавчерашняя нежность. Я потянулся и со смехом поцеловал Алису прямо в губы.

В следующий момент я уже лежал на полу, и голова гудела от удара об угол комода.

— Ой! — простонал я. — Больно!

Алиса зажгла на прикроватной тумбочке лампу от Тиффани с зеленым абажуром.

— Двайт, ты что, совсем рехнулся?

— Алиса, прости.

— Давай выметайся.

Я поднялся на ноги.

— Да ладно, успокойся. Поцелуй относится всего-навсего к разряду тактильных ощущений. — Говоря так, я все же начал искать свои ботинки. — Наверняка есть народы, у которых целоваться с родными сестрами считается абсолютно невинным занятием. Я это сделал без задней мысли. Просто я…

Я сел в Алисино шикарное кожаное кресло и стал зашнуровывать ботинки.

— Просто ты ненормальный, все неправильно понимаешь.

— Да не имел я в виду никакого продолжения! Вот позавчера мы на Чемберз-стрит наелись экстази, так все перецеловались! И ничего такого в этом…

— Ну да, конечно. Обычный вечер перед трудовой неделей накануне нападения на родную страну. А нам все равно. Мы, четверо оболтусов, нашли себе девчонок и устроили групповой кайф. «Старина, завтра на работу, а сегодня гуляем!» А вчера ты просто отдыхал от позавчера. То-то я смотрю, ты такой благодушный.

Ботинки были зашнурованы, но на ногах я держался нетвердо. Готовый к выходу, я встал; я бы много дал, чтобы этот выход отложить.

— Алиса, прости меня. Позволь я все объясню.

— Знаю я твои объяснения.

— Да, я не совсем адекватный. Видишь ли, в жизни…

— Ты хочешь сказать, что у тебя иммунитет к аккультурации? Чудненько. Наверное, отчасти я сама виновата — очень уж мы с тобой откровенничали. Иди найди себе девушку, с ней и целуйся.

— Просто чтобы ты знала: мой язык еще никогда не прони…

— Спасибо. Просто камень с души. Думай, что я прогоняю тебя за игнорирование основ цивилизации в целом, а не за один извращенный поступок. Может, полегчает.

— Мне очень стыдно.

— Про четверг можешь забыть. Психоанализа больше не будет. И я еще рассчитывала сделать из тебя что-то приемлемое!..

— Ты как психоаналитик мне очень помогла.

— Не очень, судя по твоему поведению.

— Ладно. Спокойной ночи, Алиса. То есть я хотел сказать «Удачного тебе дня».

Я пошел в ванную, якобы чтобы использовать ее по назначению, а на самом деле чтобы посмотреть на себя в зеркало. У Алисы было специальное зеркало с увеличением и подсветкой, позволяющее увидеть, что одна волосина в левой ноздре растет вкось, или точно определить, сколько копоти за день скопилось в порах (даже если день обошелся без выбросов в атмосферу). Я уставился самому себе в невыразительные глаза, увидел расширенные поры; черты мои расплывались и двоились — наверное, так же воспринимал свое отражение в хляби сам Творец. Я понял, что ситуация нуждается в озвучке.