В темнице было мрачно. Ну а как еще бывает в темницах? Стены выложены из необработанного камня, потолок бревенчатый, пол из огромных каменных плит – интересно, для чего? Может, это еще не самый нижний уровень? В противном случае пол был бы земляной или вымощенный камнем.
Где-то наверху снаружи пробивалась узкая полоса света. Я запрокинул голову назад и обнаружил на высоте примерно двух с половиной метров маленький оконный проем. Толщина стен не позволяла видеть через него ни небо, ни что-либо вообще снаружи, а только лишь пропускать немного света и обеспечить доступ воздуха с улицы – вот и всё, на что годилось это окошко.
Дверь на вид массивная, из плотно пригнанных досок, в пяти местах скрепленных железными полосами. Никаких решеток. Никаких факелов или свечей – застенки Сыскного приказа в части комфорта могли дать фору моей нынешней камере. Ложе тоже отсутствовало. Лежал я просто на ворохе соломы, в одной рубахе и подштанниках, накрытый какой-то мешковиной. В общем, в темнице было темно, сыро и холодно. Не так холодно, как могло быть, учитывая морозный декабрь на улице, но вполне достаточно, чтобы изможденного каким-то сонным пойлом и почти раздетого узника пробирала дрожь.
Нужно подниматься. Движение – это жизнь, тем более что естественные потребности организма не справлялись несколько дней. Кстати, несколько – это сколько? Минуты три я напряженно пытался вспомнить хоть что-то, позволяющее определить проведенное в бессознательном состоянии время. Ничего не вышло. Это могло быть и два-три дня, и неделя. Где находится поместье Курцевичей, я тоже не знал, так что возможности прикинуть время по разделявшему две точки расстоянию не было.
Каждое движение давалось с большим трудом, тело было вялое, мышцы совершенно не желали меня слушаться. Не сразу даже удалось перевернуться на живот и встать на четвереньки. Это чем же таким меня поили? Я же практически овощем себя ощущаю! Вот сволочи!
Сосредоточившись на необходимости непременно подняться на ноги, набрав полную грудь воздуха и цепляясь обеими руками за рельефную кладку стен, я предпринял отчаянное усилие и принял-таки вертикальное положение. Сердце бешено колотилось в груди, голова кружилась так, что я не рисковал отрывать руки от спасительной стены, кровь шумела в ушах, пот лился с меня рекой, а я стоял и с наслаждением ловил ртом поступающий через крошечное окошко с улицы морозный воздух.
Первый шаг сделан. Дождавшись прекращения головокружения, я осторожно, перебирая руками по стене, двинулся к двери. Всё так и есть – дверное полотно из толстых досок, скорее всего, дубовых, еще и скреплено для надежности металлическими полосами чуть не в палец толщиной. Это вам не бюджетные межкомнатные двери из двадцать первого века, с такой преградой может справиться либо хороший удар тарана, либо кропотливая работа тяжелым топором. Нечего и думать открыть такую дверь голыми руками. Ладно, пойдем дальше, посмотрим на другие достопримечательности этого подземелья.
Никаких достопримечательностей здесь не было. Только в дальнем углу обнаружилось отхожее место – неправильной формы дыра в каменном полу. Если внизу еще один условно жилой уровень, то его обитателям не позавидуешь – вряд ли хозяева усадьбы озаботились канализационными трубами.
От дальнейших рассуждений на эту тему меня отвлек звук приближающихся шагов из коридора. Как можно дольше нужно поддерживать в тюремщиках уверенность в моей недееспособности, потому я, наплевав даже на спасительную помощь стен камеры, бросился напрямую к своей лежанке. Ноги заплелись на втором шаге, я упал, но тратить силы на поднимание не стал – дополз до соломенной подстилки, перевернулся и, наскоро прикрывшись мешковиной, замер.
Как раз вовремя. Загремели отпираемые засовы, с легким скрипом дверь отворилась. Но посетитель не стал даже заходить внутрь, что-то тихонько звякнуло перед самым порогом, и дверь снова закрылась. Шаги удалились куда-то вправо, после чего еще раз заскрипела чья-то отпираемая дверь. Спустя пять минут неизвестный тюремщик прошествовал в обратном направлении.
Я осторожно приподнял голову, и это вновь далось мне с большим трудом. Что там? У самой двери стояли две миски, рядом лежала краюха хлеба. Что ж ты, гад такой, поленился три шага сделать, бросил всё у входа? Тебе ведь не трудно было, а мне теперь снова через всю камеру тащиться! И ведь не отложишь, нужно идти, вон крысы, словно знакомые с расписанием кормления, уже подают свои голоса где-то поблизости.
Пока не думал о еде, вроде бы и голода не испытывал, но стоило только задуматься, тут же начало сводить желудок голодными судорогами. Даже не знаю, сколько дней я не ел. Тут же всплыло воспоминание из подслушанного разговора Джонсона и Кларка о мясном бульоне, и я скрипнул зубами от досады. При такой постановке вопроса ценность хлеба возрастала многократно, и подпускать к нему близко крыс было никак нельзя.
Собравшись с силами, я снова отправился в путешествие к двери. И, не мудрствуя лукаво, совершил его на четвереньках. Забег «за хлебом» был выигран, крысам временно пришлось ретироваться, а я остановился в раздумьях над мисками с бульоном и водой. Сначала хотел просто не трогать их – в бульон подмешано то самое сонное зелье, за чистоту воды тоже нельзя поручиться. Но если я просто оставлю всё как есть, то наблюдательные хозяева вольют пойло в меня силой, а оно мне надо? Конечно нет, поэтому нужно от жидкостей обязательно избавиться.
Пришлось вновь подниматься на ноги, чтобы отнести миски к отхожему месту. Бульон вылил без колебаний, воду таки пожалел. Жажда-то тоже напомнила о себе вслед за голодом, и я рискнул: прополоскал рот и сделал несколько крошечных глотков. Затем вернулся к лежанке, съел хлеб и запил еще парой глотков воды.
Света через маленькое окошко проникало всё меньше, из чего можно было сделать вывод о наступлении вечера. Вместе с приходом темноты начала падать и температура воздуха. Пришлось мне зарыться поглубже в солому и закутаться в мешковину. Но стоило мне лишь немного согреться, как пришла новая напасть. По какой-то причине изголодавшийся желудок решил избавиться от полученной пищи. Проще говоря, рвотные позывы заставили меня вновь подняться и поспешить к заветному туалету.
Следующие полчаса пришлось провести, лежа перед сливным отверстием. Приступы тошноты сменялись короткими передышками, как по мне, так съел я явно меньше, чем из меня сейчас вышло. Кстати, отхожее место на удивление совершенно не пахло туалетом. Более того, когда глаза привыкли к темноте, удалось разглядеть внизу воду. То есть никакого нижнего уровня подо мной нет, а раз нет неприятного запаха, значит, это не выгребная яма, а какой-то подземный водоем.
Совсем измученный, я вернулся на свое место, как мог утеплился и сразу провалился в глубокий сон. Настолько глубокий, что на этот раз я не слышал ни приближающихся шагов в коридоре, ни звуков отпираемых засовов, ни скрипа открывающейся двери.
10
Даже не знаю, как правильнее сказать: я заорал от боли и проснулся или всё-таки сначала проснулся, а потом заорал от боли? Тело выгнулось дугой, я инстинктивно дернулся в сторону, случайно при этом отстраняясь от источника боли.