— А если бы мне врачи вот сейчас сказали, что я больше не смогу стать матерью, ты бы нас бросил, да? Меня, Никиту? Пошел искать ту, которая смогла бы тебе родить?
— В таких поисках я обречен на провал. МНЕ родить не сможет ни одна женщина! — он все-таки сорвался на крик. — Ты разницу не чувствуешь между гипотетическим «если бы» и свершившимся фактом?!
— Вы не ответили на вопрос, Денис Валентинович Батюшко, — вдруг прозвучало спокойно. Словно его крик ее успокоил. Оно и к лучшему, с учетом того что в руке у Оли был тонкий острый нож. Для лимона. Или что ты им делать собралась?
Да добей уже.
Они оба смотрели на этот нож, а потом Оля отбросила его на столешницу. Зазвенело.
— Ты дурак, — выдохнула устало. — Ты скучал по нам?
Какой он самонадеянный осел, если думал, что сможет просто уйти и все кончится, надо лишь только перетерпеть. Нет, случай слишком… слишком запущенный. Уезжать надо было. Увольняться и уезжать, к черту. За Урал куда-нибудь, в Сибирь. Или лучше в Магадан. А что, отличный город. И квалифицированные андрологи там, наверное, нужны.
А он не уехал, болван. Теперь что? Да ничего. Голову под нож. Благородным остаться не получается, и будь что будет.
— Я дурак. Меня без вас просто нет.
В следующую секунду его уже обнимали — по-женски крепко, прижимаясь всем телом, и шептали на ухо:
— А ты про таблетки. Ну дурак же.
Да, Олечка, да. Заболеваний нет, просто дурак.
Денис вдруг остро пожалел о том, что мужчины не падают в обмороки. Ну, по крайней мере он к этому не испытывал никогда ни малейших позывов. А сейчас было бы кстати. Или в Магадан — тоже кстати. А он тут, и сам обнимает так крепко, что, наверное, Оле больно, но руки не разжимаются, хоть ты тресни. Не разжимать, не отпускать, раз в жизни, сейчас, внезапно — взять и поверить в чудо.
Но нет, официальная медицина чудес не признает.
— Оля, одумайся, я тебя умоляю, — нашел в себе силы, оторвал одну руку, привычным движением заправил за ухо светлую прядь. — Хоть ты будь разумной, если я дурак. Ну зачем я тебе? — а теперь и две руки — нет, не смог отнять от нее, лишь на плечи только переместил. Зато в глаза достало сил смотреть. — Оля, я же фантик, пустой фантик. Обертка, может, и симпатичная, но внутри — внутри пусто.
Он смотрел ей в глаза. А из голубых глаз на него взглянуло… небо. Или море. Что-то синее, огромное, бесконечное. И мудрое.
Кажется… кажется, он и в самом деле дурак.
— Кто тебе сказал, что обертка симпатичная? Так себе обертка. Не очень-то задавайся, — прохладные женские пальцы заскользили по лицу, очертили надбровные дуги, спустились по спинке носа, коснулись угла рта. — Под глазами мешки, на лбу морщина, характер вообще ужасный.
Довершил эти прекрасные слова поцелуй — не менее прекрасный. После которого Денис произнес, прижавшись своим лбом к ее:
— Олька, дай сигарету.
Когда испиваешь полную чашу, на ее дне можно обнаружить чудо.
* * *
— Я вас поняла, Виктор Иванович.
— И еще, — продолжал вещать Ларионов, — Ольга Геннадьевна, надеюсь, я не из тех работодателей, кто узнает новости последним?
Оля некоторое время помолчала, пытаясь понять, в какую сторону повернул разговор шеф, а потом все же осторожно начала прощупывать почву:
— Я вас не очень понимаю. Что касается моих частых отлучек в последнее время, то они связаны со здоровьем сына, я вам говорила — приходится возить его на массаж. Тем не менее это никак не сказывается на качестве работы и…
— Я не о том, — прервал ее Ларионов. — До меня дошли слухи, что вам предложили новое интересное место и конкретный проект.
Ах, вот оно в чем дело! Кто-то доложил о переговорах с «махаоном». Ну что же, встречались в людном месте, все могло быть. И она… не стала отрицать.
— Все так, Виктор Иванович, предложение поступило.
— И что же вы, Ольга Геннадьевна?
— Я ответила, что в настоящий момент у меня много текущих заказов, которые я обязана закончить, потому что слежу за своей репутацией.
Там молчали. Обдумывали услышанное. А потом проговорили:
— Правильно делаете, что следите. Раскрутка туристической базы — это долгосрочный проект, требующий много сил и времени… И я подумал, что он требует дополнительной оплаты.
Кажется, ей повышают зарплату. Вот не зря «махаоны» всегда были у Оли на особом счету. Они приносят удачу.
— Я готова к долгосрочному проекту.
Оля поймала себя на том, что улыбается. Вот ведь какой день чудесный! И мысли совсем не рабочие. Она отключила телефон, перевела взгляд на окно. Там, за стеклом, уже совсем темно, и скоро, через пару часов, можно будет ехать домой. Изольда уже три раза звонила, не в состоянии решить самостоятельно вопрос ужина.
Котлеты? Слишком привычно.
Курица? А уездный доктор любит курицу?
Пельмени лепить очень долго. Может, запечь рыбу?
И хотелось смеяться, громко, в голос. Рыбу так рыбу! Оля до сих пор не верила, что все может быть хорошо. Что, может быть, и нет никакого финала. Что можно курить, стоя на кухне, одну сигарету на двоих и долго смотреть в глаза друг другу.
Ты дурак.
Я дурак.
Ну, вот раз дурак, так и молчи.
Я и молчу.
Они бы еще долго молчали, потому что в ход пошли руки и губы. Соскучившиеся руки и губы. Но все прервал звонок телефона и нерешительный голос Изольды:
— Оленька, Никита опаздывает на массаж. Мы сегодня пропускаем?
* * *
Пряники занимали половину витрины. Денис и предположить не мог, что существует столько сортов этого кондитерского изделия. И как прикажете выбирать?
— Какие возьмем? — обернулся к стоящему рядом Никите.
— Эти! — после краткого раздумья мальчик уверенно ткнул пальцем в середину витрины. А потом нерешительно тронул Дэна за руку: — А можно к пряникам булочку?
Удержать улыбку не получилось, да и не слишком старался.
— Выбирай.
Никита помчался выбирать. Денис смотрел на детскую фигуру, которая быстро перемещалась от витрины к витрине, иногда останавливаясь, чтобы прилипнуть носом к стеклу, вдыхал дурманящие запахи свежей выпечки и потихоньку осознавал все, что произошло сегодня. Начиная со звонка Никиты. А потом, стремительной каруселью — аптека, машина, квартира Зеленских, Изольда.
Оля.
Это Денис осознать пока не мог, только сладкий комок подкатил к горлу, и Дэн перескочил мыслями к тому, как он вызвался отвезти Никиту на массаж — все равно рабочий день пошел наперекосяк. Никита такому повороту дел обрадовался больше всех, прыгал вокруг Дениса, стягивал с полки его шарф и совал в руку.