Опечатки - читать онлайн книгу. Автор: Терри Пратчетт cтр.№ 24

Возможно, издатели правы. Насколько мне известно, дети не читают рецензий. Они живут совсем в другом мире.

Вышеупомянутые школьные библиотекари рассказывают, что́ на самом деле читают дети и на что они готовы тратить карманные деньги. Это фэнтези, научная фантастика и хоррор. Библиотекари благодарят бога за то, что в наш электронный век дети хоть что-то читают, но одновременно это их тревожит. А не должно.

Сейчас мне кажется, что любая литература – в каком-то роде фэнтези. Агата Кристи писала фэнтези. Том Клэнси пишет фэнтези. Джилли Купер пишет фэнтези – во всяком случае, я очень на это надеюсь, ради ее же блага. Но при слове «фэнтези» принято представлять себе мечи, говорящих животных, вампиров, космические корабли (научная фантастика – это такое фэнтези с заклепками), и это действительно довольно глупо. Но при этом фэнтези размышляет о будущем, переписывает прошлое и осмысляет настоящее. Это игра в шахматы со вселенной.

Из-за фэнтези многие взрослые чувствуют себя неловко. Читающие дети называют книги «офигенными» и «клевыми». Это раздражает многих (так сильно раздражает, что когда кто-нибудь вроде Ф. Д. Джеймс использует приемы научной фантастики, услужливые люди тут же сдвигают границы жанров, лишь бы не ставить на писательницу каинову печать. Это не фантастика, «потому что в ней нет роботов и других планет». Филлис Дороти Джеймс пишет фантастику? Что вы. Но «Дитя человеческое» – фантастика, и «Стрела времени» – фантастика, и «Фатерланд», и «Дети Мафусаила» Брайана Олдисса ^[8], и «Бойня номер пять» Курта Воннегута, и «Человек в высоком замке» Филиппа Дика. Фантастика, на которую редко пишут рецензии, часто бывает хорошей. Она прекрасно обходится без роботов и не выходит за пределы Земли).

Конечно, бывают плохо написанные фэнтези и фантастика. Плохо написанных книг вообще много. Но «литературная ценность» – искусственный критерий, который существует только в глазах смотрящего. В мире, где «Империя солнца» Балларда может получить «Букера», я не сильно полагаюсь на оценку литературных достоинств.

Недавно я разговаривал с учительницей, которая пригласила меня пообщаться с учениками. Из-за этого у нее возникли неприятности с директором, который счел, что фэнтези морально неоднозначно и никому не нужно в девяностые годы.

Морально неоднозначно? Да если убрать кое-какие украшения, бо́льшую часть фэнтези одобрили бы в приличных викторианских домах. Мораль фэнтези и хоррора – это, по большей части, однозначная мораль сказки. Вампира убьют, чужого выкинут из шлюза, Темного властелина уничтожат, и добро восторжествует – возможно, понеся некоторые потери. И не потому, что оно лучше вооружено, а потому, что Провидение на его стороне.

Почему младший из трех братьев, который поделился едой со старушкой в лесу, становится королем? Почему Джеймс Бонд обезвреживает атомную бомбу за несколько секунд до взрыва, а не, так сказать, через несколько секунд после? Потому что вселенная, где этого бы ни случилось, была бы мрачным и негостеприимным местом. Пусть в ней будут орды гоблинов, ужасная экологическая ситуация, даже гигантские слизняки-мутанты, если уж вам так хочется, но там должна быть надежда. Крошечная, слабенькая надежда, отблеск меча Артура в закатных лучах. Покажите нам, что мы живем не напрасно.

Чтобы не сойти с ума – если мне будет позволено слегка перефразировать недавние слова Эдварда Пирса, напечатанные в «Гардиан», – многим необходимы короткие передышки, комфортное убежище, кусочек мира, где всё ведет себя, как полагается. Хотя бы до конца спектакля или книги. И это довольно безобидно. Классическое фэнтези, может быть, и знакомит детей с потусторонним, но этот способ куда здоровее других, которые предлагает нам наше странное общество. Если вы читаете о вампирах, неплохо бы тут же прочитать и о кольях.

Читатели фэнтези могут заодно узнать, что, выражаясь словами Стивена Сондхайма, великаны бывают добрыми, а ведьмы говорят правильные вещи. Что порой неважно, какое место человек занимает – важно, куда он смотрит. Это часть опасного процесса взросления.

Что до эскапизма – меня вполне устраивает это слово. В эскапизме нет ничего плохого. Вот только надо понять, откуда вы бежите и куда.

Начав запоем читать книги, я поначалу сбегал во «Внешний космос», как это тогда называли. Я читал много научной фантастики, но ведь это всего лишь поджанр фэнтези, родившийся в двадцатом веке. Большая часть этой фантастики была в литературном смысле редкостной дрянью. Но полезной дрянью. Как велотренажер для ума – на нем никуда не уедешь, но мышцы он держит в тонусе.

Никому не нужно? На первое в своей жизни упоминание древнегреческой цивилизации я наткнулся в фэнтези-книге, написанной Мэри Рено. В пятидесятые годы историю в большинстве школ преподавали так: жили-были римляне, у которых была куча бань. Они построили несколько дорог и пропали. Потом тут много дрались и пихались, пока не появились норманны и история не началась официально.

Примерно так же дело обстояло и с естественными науками. Юрий Гагарин летел над нашими головами, но я не припомню, чтобы в школе хотя бы раз упомянули об этом. Никто не говорил нам, что физика и химия – это не возня с реактивами и магнитами, а способ познания вселенной.

Научная фантастика всё время познавала вселенную. Мне не стыдно за то, что я ее любил. Мы живем в мире научной фантастики. Две мили вниз – и ты поджаришься, две мили вверх – задохнешься. И еще существует небольшой, но значительный шанс, что в следующую тысячу лет в планету врежется огромная комета или астероид. Когда тебе тринадцать лет, это знание немного меняет взгляд на мир. По крайней мере, про прыщи после этого думаешь меньше.

Другие миры заставили меня заинтересоваться и нашим. От путешествий во времени до палеонтологии – один крошечный шаг, как и от мечей с магией – к мифологии и древней истории. Правда куда необычнее вымысла. Ни один фэнтези-роман не захватил меня так, как история об эволюции человека от протомолекулы до тритона, тупайи, выпускника гуманитарного факультета Оксбриджа и, наконец, до млекопитающего, способного пользоваться орудиями труда.

Слова «эколог» и «перенаселение» я впервые встретил в научной фантастике в конце пятидесятых или начале шестидесятых, задолго до того, как они вошли в моду. Вероятно, Мальтус писал о них и раньше, но в одиннадцать лет не читают Мальтуса. Зато читают Джона Браннера и Гарри Гаррисона, потому что на обложках нарисованы восхитительные космические корабли.

Еще я прочитал слово «неотения», то есть «способность оставаться юным». Это наш, человеческий, способ выживания. Другие животные интересуются миром, живо реагируют на него и умеют играть в детстве, а с возрастом теряют эту способность. А мы как вид ее сохранили. Человечество постоянно сует пальцы в розетку вселенной, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Это нас либо спасет, либо убьет, но именно это и делает нас людьми. И мне больше нравятся люди, заглядывающиеся на Марс, чем те, которые созерцают пупок человечества. Другие миры лучше грязных катышков.