– Это ты бы не смог, – Кеша держал на ладони небольшой матерчатый кошелёк. – Растяпы, как мясо увидели, варежки пораскрывали – никакой бдительности.
В кошельке оказалось восемь марок.
– Надо ещё попробовать, – сказал Кеша, – когда такая пруха, останавливаться ни к чему.
Сашка подумал, что лучше, наоборот, остановиться, пока их не поймали, и не рисковать лишний раз.
– Нам ведь на лекарство уже хватит, а если сою купить или манку, то вся бригада налопается!
– Сегодня налопается, а завтра ноги протянет, – уточнил Кеша. – Кордоны-то, поди, не сразу снимут. Пока везёт, надо брать. И не красней, как девственница!
– Ты вон батареек в части уже набрал, – проворчал Сашка, но Кеша его не слушал.
Парни пересекли проезжую часть, прошли пешком пару кварталов и снова оказались в магазине. Здесь тоже была очередь: давали растительное масло по карточкам. Пахло так, что Сашка почувствовал: сейчас упадёт в обморок.
– Смотри, – шипел Кеша ему на ухо, – вон у бабки деньги из кармана торчат. Я её отвлеку, а ты хватай и живо на улицу.
У щупленькой бабульки действительно что-то торчало из кармана засаленного пальто. «Это не деньги», – хотел сказать Сашка, но Кеша уже протиснулся вперёд и вдруг свалился прямо у кассы.
– Мальчику плохо! – испуганно крикнул кто-то, старушка наклонилась, и Сашка быстро вытащил у неё из кармана свёрток.
«Украл, – стучало у него в голове. – Я, бывший кадет Корпуса, обокрал беззащитную старуху». Сашке стало так противно, что он и не заметил, как выскочил на дорогу. Раздался визг тормозов, тупой удар, и он упал прямо под капот большого красного автомобиля… Вокруг останавливались машины, кто-то крикнул с тротуара: «Вызывайте медпомощь». Водитель – молодой мужчина в отглаженном костюме – выбрался из автомобиля, нервно огляделся и заорал на Сашку:
– Ты очумел, что ли?! Тротуара тебе мало?
Сашка стал осторожно подниматься.
– Вали давай быстрее! – продолжал орать мужчина, и Сашка подумал, что тот, наверное, куда-то опаздывает. Как только он сделал пару шагов с дороги, машина сорвалась с места и на бешеной скорости понеслась по проспекту.
– Им на людей наплевать, – философски заметил старичок в длинном замызганном плаще. – Им своя техника дороже. Ну что, парень, ходить-то можешь, или медиков вызвать?
– Не надо, – сказал Сашка. Идти он мог, только рёбра болели и из носа текла кровь. Он вытер нос рукавом, завернул за угол, в переулок, сел на корточки, прислонившись к серой шершавой стене, вытащил из кармана газетный свёрток. Там были четыре марки и пенсионная книжка. «Я чуть не сдох за четыре марки», – отметил про себя Сашка. Но ему уже не казалось, что жизнь стоит дороже.
12
Сидеть на асфальте, несмотря на холод, хотелось бесконечно. Пусть идёт время, пусть что-то происходит вокруг, пусть начнётся война, бомбёжка, землетрясение – он не встанет. Потому что так жить нельзя. Должно быть нечто, чего человек не должен делать ни при каких условиях. А если делает – он не человек…
– Саша, это ты? – послышался вдруг знакомый голос.
Сашка испуганно поднял голову и увидел над собой удивлённое девичье лицо с жёлто-зелёными глазами и редкими веснушками.
– Катя?
Это было как будто сотню лет назад. Корпус. Экскурсия старших гимназических классов к кадетам первого года обучения. Полудетские конкурсы, показательные стрельбы, вечером – танцы. Катя Краева. Дочь капитана Краева. Бант в длинной косе, глупое хихиканье с подружками и упорные, заворожённые взгляды на Сашку. На танцах, когда девочки приглашали, она сунулась было к Сашке, но он разгадал её намерения и поспешно удрал из зала. Потом Катя стала по поводу и без повода приходить к отцу на работу. Оказалось, что у неё проблемы с правописанием, а она собиралась поступать в университет. Краев попросил Сашку вечером помочь Кате разобраться с правилами. Они сидели в пустом полутёмном классе: Катя и Сашка с учебником, а через две парты, улёгшись на скамеечку, дремал Илья, без которого Сашка уже никуда не ходил. У Сашки от общения с Катей осталось впечатление, что не правописание её занимает, а он сам, и огромное чувство неловкости, потому что разговаривать с девушками он не умел. Но всё это было давно, и уже месяц он Катю не видел. И не должен был видеть никогда. Когда ты не из гвардейского Корпуса, когда ты голоден, грязен и в синяках, нормальным девушкам незачем с тобой общаться.
– Я видела, как ты под машину попал, – сказала Катя. – Сильно ушибся?
– Нет, не сильно, – буркнул Сашка.
– Не ври, – она вытащила из кармана платок, – возьми, у тебя кровь носом идёт. И вообще, в случае аварии у человека шок бывает. И он даже с переломами может некоторое время ходить. Ты уверен, что у тебя ничего не сломано?
Сашка не был уверен. Молча взял платок и приложил к носу.
– Пойдём ко мне, я недалеко живу, – решительно сказала Катя. – Там и разберёмся, что с тобой.
– Я не могу к тебе пойти. Понимаешь…
– Да всё я понимаю. Папа про тебя говорил. Тебя выгнали из Корпуса. Все подумали, что ты в Энск хотел убежать.
– Хотел, – Сашка усмехнулся, – ещё я хотел весь город отравить, а из центра сделать южные развалины. А ещё…
– Саша, – прервала его Катя, – успокойся, пожалуйста. Я не верю, что ты мог предать город. Мне папа всё рассказал. Это твой друг виноват, Илья. Мне он, кстати, никогда не нравился, – Катя протянула ему руку. – Пойдём, сейчас у меня дома никого нет. Мама на дежурстве в поликлинике, а папа в части. Вернётся поздно. Пошли, не бойся.
Сашка вздохнул и, проигнорировав протянутую руку, поднялся сам.
– Телефон у тебя есть? – делать у Кати ему было нечего, но от неё он мог позвонить домой.
– Да, идём.
Сашка пошёл следом, стараясь не очень хромать и придерживая одной рукой окровавленный платок, а другой – рёбра.
– А где ты сейчас устроился?
– В танковом училище.
– Да-а? – Катя с сомнением покачала головой. – А чего ты без формы и одежда у тебя дымом пахнет?
– В самоволку удрал. Надел что подвернулось, – Сашка разозлился. – И вообще, я к тебе домой не просился. Не веришь – не веди.
– Ладно, ладно, – заторопилась Катя, – подумаешь, обиделся сразу.
Они шли по длинной улице, названия которой Сашка не мог вспомнить, хотя раньше ходил здесь. Просто было это давно, а может, и вовсе не было. Не было у него никакого дома, никакого Корпуса, а девочка, что идёт рядом, ошиблась и приняла его за другого.
Катя меж тем всё время говорила, взволнованно всплёскивая руками:
– Папа долго переживал свой перевод и сейчас переживает. Нам ничего не говорит, но я вижу, он сам не свой. Пятнадцать лет в Корпусе служил, а его выгнали. Ведь он не виноват! Получается несправедливо. А ещё он о тебе вспоминал. Жалеет, что так получилось. Хотел место тебе подыскать, но друзей у него почти не стало. А ему очень обидно!