Дом проклятых душ - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 14

Звучит, конечно, странно, сумасшедше даже… Но якобы Донжа еще в юные годы душу сатане продал, тот его и наделил колдовским даром. А для колдуна заставить мертвеца его волю исполнить – дело хоть и трудное, но возможное. Да и оборотней на свет произвести, конечно, тоже мог.

Предок Тимофея был одним из помощников Горностая, которые с ним вместе отправились в Завитую – Донжу имать, как выразился Тимофей. Со слов этого предка и рассказывалась у них в семье такая история.

…Добрались полицейские до Завитой. Шел Горностай впереди, за ним следовали его подчиненные. Они уже добрались почти до околицы, уже близко был тот дом, где обосновался и творил свои злодеяния колдун и разбойник Донжа, как вдруг появляется на перекрестке не то девка, не то баба, платком принакрытая. И при виде ее у полицейских, которые следовали за Горностаем, словно бы ноги отнялись! Горностай идет вперед, зовет их, они его видят, зов его слышат, а сами за ним шагу шагнуть не могут. А эта, в платке которая, на перекрестке взмахивает двумя палками против луны и кричит: «Иван Горностай!»

Тут стемнело в глазах у полицейских, и так стояли они, ничего не видя и не в силах ни рукой, ни ногой шевельнуть, пока не наступило утро. Слышалось им только козье мемеканье в два голоса: один звучал жалобно, другой насмешливо… Но вместе с солнечным светом вернулись к ним силы, кинулись они в дом злодея Донжи, начали по комнатам шнырять, шарить по углам, да ничего не нашли. Все вверх дном перевернули, но ни монетки, ни камушка – ничего из награбленного добра не сыскали! И никого в тех комнатах тоже не нашли… Ни Горностая, ни Донжи, ни дочек его приемных, Глашеньки да Марусеньки, не обнаружилось, да и козочек, что мемекали на перекрестке, тоже не было нигде.

Полицейские разгневались и уже решили было в ярости поджечь воровское гнездо, да вошли в какую-то каморку и увидали там запертый сундук. Сорвали замок, подняли крышку – а внутри лежит на белой холстине отрубленная голова с буйными черными кудрями да золотой серьгой в левом ухе!

Горностая голова! Ивана Горностая!

Обомлели полицейские, это понятно. Обомлели, пролили слезы над гибелью своего храброго вожака…

Глядели они на него, глядели, крестились, крестились, да наконец нашелся среди них кто-то или слишком храбрый, или слишком любопытный: решился приподнять холстину. Блеснуло золото, горой в сундуке наваленное… и немедленно этот человек пал мертвым рядом с сундуком! Еще кто-то сунулся узнать, что ж он там такое увидел, – да и он рухнул мертвым, только взглянув на золото. Отшатнулись двое оставшихся полицейских от сундука, переглянулись – и наконец увидели на стене надпись, сделанную чем-то красным, не иначе – кровью, да еще не понять, на каком нечеловеческом языке.

Грамоте оба хожалых ^[6] не шибко разумели, а уж если слова какими-то тарабарскими буквами написаны, то им вовсе было сего ни в жизнь не прочитать. Одно они поняли – если надпись кровавая – значит, заклято сокровище! На погибель заклято! А голова Горностая положена его охранять.

Известно: тайно зарыть клад в неприметном месте или где-то его спрятать – еще полдела. Чтобы никто не смог откопать сокровище, его непременно надо было заклясть.

Обычно клад прятали, убив при этом несколько человек. Их головы закапывали в землю вместе с сокровищами, чтобы с этого момента призраки убитых крепко стерегли схороненное богатство. И добраться до него, независимо от давности лет, удастся только прикончив на этом месте столько же невинных людей, сколько отрезанных голов лежит в земле над кладом.

Сверху сокровища в сундуке Донжи лежала одна голова – Ивана Горностая. Но, судя по тому, что желающие взглянуть на золото пали мертвыми, еще сколько-то людей предстояло убить, чтобы взять сокровище.

А сколько?! И где это узнать?!

Словом, бросились полицейские прочь. Страху на них увиденное нагнало такого, что бежали они и от дома, и от Завитой сломя голову и не чуя ног, а вслед им неслось злорадное козье мемеканье.

Один из полицейских накрепко завязал язык, ну а другой со временем начал болтать. Неведомо, находились ли еще охотники поискать заклятое сокровище, однако чужих в Завитой больше не видели. Да и местные жители в тот дом не совались, потому что каждому, кто только собирался это сделать, являлись на пути две черные козочки и преграждали путь рогами. И тогда храбрецы поворачивали обратно, сами страху натерпевшись и другим свой страх передавая…

Вот что рассказал мне Тимофей перед смертью, завещав мне найти дом Донжи и прочитать то, что на стене было написано кровавыми загадочными буквами. Тимофей не сомневался, что там и значатся верные указания. А буквы, небось, самые обычные, неграмотным полицейским со страху тарабарская грамота померещилась.

Но как же прочесть эту надпись, если дом пропал, словно никогда и не стоял близ околицы? И никто в Завитой не имел никакого представления о том, как и когда он исчез. Да и про Ивана Горностая никто здесь теперь и слыхом не слыхал. Это событие словно стерлось из памяти каждого! А мне, бывшему штабс-капитану Василию Жукову, эту память предстояло восстановить.

…Перечитываю эти строки – и диву даюсь сам себе. Как можно было поверить во все это?!

Я бы и не поверил – если бы не сказал мне это Тимофей перед смертью, в тот страшный миг, когда душа его отлетала. А потом он побожился с последним вздохом… А в этот миг, да еще с именем Бога на устах, люди не лгут.

* * *

Завитая по-прежнему звенела звуками и голосами, однако ни одного человека Маша пока не видела, и холодок страха опять пробежал по спине, но вот мелькнул в огородах один обширный бабий зад, другой – шла прополка, зазвенели ведра – шла поливка, долетел сладкий аромат – где-то варили земляничное варенье, – и Маше стало поспокойней.

Деревня жива!

Появилась молодая женщина в ситцевом линялом сарафане, несшая на коромысле ведра. Маша хотела было заговорить с ней, однако ведра были еще пустые, поэтому наша героиня сочла за благо придержать шаги, и молодка, не обратив на нее внимания, свернула к колодцу.

Пройдя несколько шагов по пустынной главной улице: вот клуб, а вдали старое здание начальной школы (как ни странно, и клуб выглядел гораздо лучше, чем прежде, и школу подновили, жаль только, деревянные тротуары зачем-то сняли, должно быть, они вовсе разрушились), Маша свернула в знакомый проулок, так разволновавшись при этом, что пришлось прижать руку к сердцу и провести соответствующую психологическую обработку.

Сейчас она увидит развалины, обугленные развалины, сплошь заросшие одеревеневшим уже будыльем. Она знала, что ее ждет печальное зрелище, и мысленно готовилась к этому, однако вся подготовка пошла прахом, потому что вместо трагической картины, так мучительно уязвлявшей ее воспоминания, она увидела целый-целехонький бабушкин дом и двор, чисто выметенный, посыпанный песочком, а главное, любимую березу, ту самую, в два ствола! И сладко пахло земляникой – наверное, хозяева варили варенье. И, может быть, пекли пирожки с ягодой… Как бабушка.