Счастье волков - читать онлайн книгу. Автор: Александр Афанасьев cтр.№ 4

Выдать себя за агента ЦРУ было сложно, но для меня возможно. Я изначально готовился для Лондона, по линии «Западная Европа», здесь оказался почти случайно. Провалилась линия заброски из-за того, что Саакашвили начал войну 08/08/08, и произошло тогда первое осложнение в отношениях между Великобританией и нами. Но я какое-то время жил в США, и даже английский у меня американский, не лондонский с носовым прононсом и с американизмами. Там полно нюансов, например, если американец просто скажет straight, если ему потребуется выразить мысль «прямо», то англичанин скажет «as the crow flies» – как ворона летит. Это идиома из Чарльза Диккенса, прижившаяся именно в британском английском, в американском ее и в помине нет.

Комиссар передает все мне на картах памяти через кафе, в котором он завтракает по утрам, а я обедаю в середине дня, – а я все скидываю в Москву. Думаю, Султана в свое время ждет хороший сюрприз…

Что касается возможного суда над Султаном – даже если бы я и в самом деле был американским агентом, – это все равно было бы ошибкой. Судом тут дело не решишь. Можно держать Султана в узде и заставлять его принимать какие-то решения, но суд над ним ничего не даст. Те, что должны будут поверить в его преступления – простые граждане из среднего класса и бедные, религиозные, в основном деревенские, если и не по месту жительства, то по духу, – не поверят. Это будет еще одна пощечина им от чужого им европейского класса, который они и так подозревают в предательстве Турции и работе на Запад. И пойдя на вполне демократические выборы, они снова выберут Султана, а то и кого похуже. Потому что на такого, как Султан, есть большой электоральный запрос. И он в него идеально попадает – иначе бы не правил страной дольше, чем Ататюрк.

Турция – опасная, расколотая внутри себя страна. Многие путешественники этого не видят, раскол хорошо спрятан, а турки не любят пускать людей в душу, как мы, русские. Но он есть. И рано или поздно он даст о себе знать, в который уже раз…

Османы – это малоазиатское племя, которое вырвалось из своих мест, как вихрь, как всепожирающее пламя, поглощавшее все на своем пути. В зените своего могущества османские войска стояли под Будапештом и Веной, а Черное море было только их морем, как сейчас Мраморное. Проблема в том, что османы откусили намного больше, чем могли проглотить. И в отличие от нас, русских, с этим не справились.

Войдя силой в Европу, османы вынуждены были контактировать, налаживать связи, торговать с самыми разными нациями. Даже те, которые они покорили – такие, как сербы, – все равно оказывали на них какое-то влияние. Точно так же, как на Балканах шел процесс «потурчения», так же среди османов, особенно тех, что выезжали жить или служить в покоренные вилайеты, шел процесс европеизации. Османы не ограничивались Балканами, для многих османов из высшего света Париж был как дом родной. И так постепенно появлялись два народа, с одним названием, но разным менталитетом, разным отношением к государству, власти, обществу…

Младотурки – имя, ставшее нарицательным, – зародились на Балканах, это были офицеры, которые служили в балканских вилайетах и, претерпевая лишения и смертельную опасность, в какой-то момент осознали, что постоянная потеря ими территорий вызвана не силой врагов, а слабостью самих себя. Что главный враг не серб или черногорец, а сидящий в Истамбуле султан с его убогими, не меняющимися веками представлениями о власти и законе. И тогда они вернулись в Истамбул и угрозой штыков навязали султану свою волю – и если бы не Первая мировая, все могло бы и «выгореть». Им просто не хватило времени, и они неправильно выбрали союзника. Англичане, или французы, или американцы, как в соседней Персии, были бы намного лучшим выбором.

Полковник Мустафа Кемаль, или Ататюрк, отец турок, родился в ныне греческом городе Фессалоники, а служить начинал в той же самой Македонии, тесно общаясь с младотурками – впрочем, первую заговорщическую организацию он создал еще в военном училище. После страшного унижения и поражения в Первой мировой полковник Ататюрк, как единственный турецкий военачальник, на счету которого были победы, а не поражения, естественным образом сделался лидером нации. Полковник провозгласил республику, назвав последнего падишаха душителем народа, и сделался ее первым и пожизненным президентом. Он заставил турок брить лицо (и сам одним из первых сбрил гордость турка – усы), носить европейскую одежду, голосовать на выборах, выбрать себе фамилии (до Ататюрка у турок не было фамилий). Изменил алфавит турецкого языка с арабского на латиницу. Партии, объединяющие людей по признаку религии, были запрещены. Женщинам запретил носить паранджу и дал избирательные права. Всех турок заставил говорить на одном унифицированном турецком языке, запретив диалекты. Он учредил первый в стране современный банк, первую телефонную компанию, добился принятия закона о поощрении промышленности. Детей у него не было, но он взял восемь приемных дочерей и двух сыновей. Все стали уважаемыми людьми, дочь Ататюрка стала первым в истории страны летчиком-истребителем – женщиной. Во внешней политике Ататюрк одним из первых признал СССР и установил с ним хорошие отношения: на памятнике Ататюрку вторым рядом изображены фигуры его друзей и помощников, так вот одна из фигур изображает советского военачальника Михаила Фрунзе. Второй, кажется, Семен Аралов.

Ататюрк умер в 1938 году на своем посту, но дело его продолжили военные. Армия была единственным по-настоящему реформированным институтом в Турции, Ататюрку удалось добиться ее полной светскости, что окончательно закрепило вступление Турции в НАТО. Как только корабль турецкой государственности начинал крениться в сторону популизма – левого или исламского, – армия производила переворот и восстанавливала европейский порядок в Турции, пусть и совсем не европейскими методами. Последний такой успешный переворот имел место в 1980 году. Последний неуспешный – в июле шестнадцатого.

Проблема Турции, турецкого общества была в том, что у него не было никакой самостоятельной идентичности, кроме двух – европейской или исламской. Европейскую насаждал Ататюрк, исламская была традицией, но этого было мало. Ататюрк пытался создать национальную турецкую идентичность, не основанную на исламе, – но как показало время, это у него не получилось. Для тех турок, что массово шли голосовать за Эрдогана (а он побеждал отнюдь не за счет админресурса или технологий), то, что они мусульмане, было важнее того, что они турки. Кстати, что показательно – Эрдоган победил среди гастарбайтеров, многие из которых были европейцами во втором, а то и в третьем поколении. Турок, даже живущий в Европе, оставался турком.

Провозгласить Турцию и турецкий народ уникальным и ни на что не похожим, как это сделали русские, турки не смогли. Альтернативой была Европа, но беда и была в том, что в Европе Турцию и турок не слишком-то ждали. Восьмидесятимиллионная, почти полностью мусульманская страна, которая не только в течение многих веков шла совершенно отличным от Европы путем, но и до сих пор вызывает аллергию у многих действующих членов ЕС, таких как Греция. Европеизированных турок было тоже немало, они никуда не уезжали из страны и настойчиво стучались в европейскую дверь. Все должно было решиться в две тысячи седьмом, когда Турция должна была получить план действий о членстве. Меркель и Саркози… в общем, они проявили свою сущность мелких сошек по сравнению с де Голлем и Аденауэром и ПДЧ не дали. Оглушительный звук хлесткой пощечины, слышный по обе стороны Босфора, положил конец шестидесяти годам пути Турции в Европу и начало всем тем проблемам, что есть сейчас. И тем, что еще будут.