Вернувшись к небольшой кафедре рядом с ложей присяжных, он повернулся к Нильсу Петерсону и возобновил допрос:
– Детектив, я повторяю свой вопрос. Кому из помощников окружного прокурора в тот день поручили вести это дело?
– Эндрю Барберу.
– Вы видите Эндрю Барбера среди присутствующих сегодня в этом зале?
– Да, он здесь, рядом с обвиняемым.
– Были ли вы знакомы с мистером Барбером, когда он был помощником окружного прокурора? Вам когда-либо доводилось работать вместе?
– Конечно, мы были знакомы. Мы работали вместе много раз.
– Вы были в дружеских отношениях с мистером Барбером?
– Да, пожалуй.
– А вам тогда не показалось странным, что мистер Барбер занимается делом, имеющим отношение к школе его родного сына, к его товарищу по школе, к мальчику, о котором он вполне мог что-то знать.
– Да нет, не особенно.
– То есть вам даже не пришло в голову, что сын мистера Барбера вполне может оказаться свидетелем по этому делу?
– Нет, я об этом не думал.
– Но когда отец обвиняемого вел это дело, он весьма настойчиво продвигал версию причастности к преступлению подозреваемого, который, как оказалось в итоге, не имел к этому никакого отношения, человека, жившего неподалеку от парка и ранее судимого за преступления на сексуальной почве?
– Да. Его звали Леонард Патц. Он имел несколько судимостей за развратные действия в отношении несовершеннолетних.
– И мистер Барбер, отец, настаивал на том, чтобы привлечь его в качестве подозреваемого, так?
– Возражение. Это не относится к делу.
– Принимается.
Лоджудис задал следующий вопрос:
– Детектив, когда отец обвиняемого руководил следствием, вы рассматривали Леонарда Патца в качестве подозреваемого?
– Да.
– А впоследствии, когда обвинение предъявили его сыну, подозрения с Патца были сняты?
– Возражение.
– Отклоняется.
Петерсон заколебался, почувствовав в опросе ловушку. Если он начнет выгораживать своего друга, то тем самым неминуемо помог бы защите.
Он попытался найти золотую середину:
– Патцу не было предъявлено никаких обвинений.
– А когда обвинение было предъявлено сыну мистера Барбера, вам в тот момент не показалось странным то, что мистер Барбер ранее занимался этим делом?
– Возражение.
– Отклоняется.
– Ну, для меня это в некотором смысле стало неожиданностью…
– Вы когда-нибудь слышали о прокуроре или полицейском, который вел бы следствие по делу, где был замешан его родной сын?
Загнанный в угол, Петерсон шумно выдохнул:
– Нет.
– Это было бы конфликтом интересов, верно?
– Возражение.
– Принимается. Следующий вопрос, мистер Лоджудис.
Лоджудис задал еще несколько бесцельных незаинтересованных вопросов, смакуя свою маленькую победу. Когда он сел на свое место, у него было блаженно-глуповатое раскрасневшееся лицо человека, которому только что обломилось немножко секса, и он сидел с опущенной головой, пока не сумел наконец взять себя в руки.
И снова на перекрестном допросе Джонатан не стал даже пытаться копать под то, что Петерсон сказал о месте преступления, потому что в его показаниях опять-таки не было ровным счетом ничего такого, что указывало бы на Джейкоба. Между двумя этими милыми интеллигентными людьми не проскальзывало и намека на какой-либо антагонизм, и все вопросы были как на подбор настолько несущественными, что могло показаться – Джонатан допрашивает свидетеля защиты.
– Когда вы прибыли на место преступления, тело лежало в неестественной позе, верно, детектив?
– Да.
– Значит, учитывая тот факт, что тело было передвинуто, некоторые улики могли быть уничтожены еще до вашего прибытия. К примеру, положение тела часто способно помочь восстановить саму картину нападения, верно?
– Да, это так.
– А если тело перевернуть, то эффект посмертного цианоза – перераспределения крови в сосудах под воздействием силы тяжести – также будет потерян. Это примерно как перевернуть песочные часы: кровь потечет в противоположном направлении, и заключения, которые вы обычно делаете на основании проявлений цианоза, также не смогут быть сделаны, верно?
– Да, хотя я не судмедэксперт.
– Это понятно, но вы же много лет занимаетесь расследованием убийств.
– Да.
– Справедливо ли будет сказать, что, как правило, если тело было сдвинуто или перемещено, улики часто оказываются уничтожены?
– Обычно верно, да. В этом деле невозможно сказать, была ли какая-то часть улик уничтожена.
– Было ли обнаружено орудие убийства?
– В тот день – нет.
– Было ли оно обнаружено когда-либо потом?
– Нет.
– И за исключением одного-единственного отпечатка пальца на толстовке убитого не было найдено ничего, что указывало бы на кого-то определенного?
– Совершенно верно.
– И разумеется, отпечаток был идентифицирован лишь намного позже, так?
– Да.
– Значит, на самом месте преступления в тот самый первый день не было обнаружено никаких улик, которые позволили бы заподозрить кого-то конкретного?
– Нет. Только принадлежавший неустановленному лицу отпечаток пальца.
– Значит, справедливо будет сказать, что в самом начале расследования у вас не было определенных подозреваемых?
– Да.
– Разве в такой ситуации вы, как следователь, не хотели бы знать, что по соседству с парком живет ранее судимый педофил? Человек, привлекавшийся к уголовной ответственности за развратные действия в отношении мальчиков приблизительно одного с убитым возраста? Разве вы не сочли бы эту информацию важной для расследования?
– Счел бы.
Теперь взгляды всех присяжных были прикованы ко мне, – похоже, они наконец-то поняли, к чему ведет Джонатан, что все эти, казалось бы, никак не связанные друг с другом вопросы он задавал не просто так.
– Значит, вам не показалось ни неправильным, ни необычным, ни странным, когда Энди Барбер, отец обвиняемого, сосредоточил свое внимание на этом человеке, на Леонарде Патце?
– Нет, не показалось.
– По сути говоря, исходя из той информации, которой вы располагали на тот момент, вы сочли бы с его стороны непрофессиональным не проверить этого человека, верно?
– Да, пожалуй.
– И действительно, в ходе расследования впоследствии было установлено, что Патц в самом деле прогуливался в парке в то утро, верно?