Защищая Джейкоба - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Лэндей cтр.№ 76

– Знаете, – начал он, – я тут думаю над одной вещью, которую он сказал, я имею в виду обвинителя. – Он небрежно махнул рукой приблизительно куда-то в направлении Лоджудиса. – Гибель молодого человека, такого как Бен Рифкин, ужасна. Даже в общей массе всех преступлений, всех убийств, всех ужасных вещей, которые мы здесь видим, это настоящая трагедия. Он был совсем мальчиком. У него впереди была вся жизнь, ему были открыты все дороги, он мог стать великим врачом, великим художником или мудрым руководителем. Но не стал. Не стал. Когда мы видим такую огромную трагедию, как эта, всегда есть желание что-то с этим сделать, как-то это исправить. Хочется, чтобы справедливость восторжествовала. Мы испытываем гнев и хотим, чтобы кто-то за это заплатил. Мы все испытываем эти чувства, ведь все мы люди. Только вот Джейкоб Барбер невиновен. Я хочу произнести это вслух еще раз, чтобы не осталось недопонимания: Джейкоб Барбер невиновен. Он не сделал ничего плохого, он не имеет к этому убийству ровным счетом никакого отношения. Это ошибка.

Улики, о которых вы только что слышали, на поверку не выдерживают критики. Стоит лишь копнуть поглубже, вникнуть повнимательней, как вы поймете, что произошло в действительности, и версия обвинения рассыплется как карточный домик. Взять, к примеру, тот самый отпечаток пальца, которому государственный обвинитель придает такое значение. Вы услышите о том, каким образом этот отпечаток там оказался, в точности как Джейкоб рассказал полицейскому, который арестовал его, в тот же самый миг, когда его об этом спросили. Он увидел, что его товарищ лежит на земле, раненый, и поступил так, как на его месте поступил бы любой нормальный человек: попытался помочь. И перевернул Бена на спину, чтобы понять, что с ним. А когда увидел, что Бен мертв, то отреагировал так, как на его месте отреагировали бы многие из нас: ему стало страшно. Ему не хотелось быть замешанным в это дело. Он испугался, что если скажет кому-нибудь, что видел тело, не говоря уж о том, что к нему прикасался, то станет подозреваемым, будет обвинен в том, чего не делал. Была ли эта реакция правильной? Разумеется, нет. Жалеет ли он сейчас о том, что у него не хватило духу с самого начала рассказать всю правду? Разумеется, жалеет. Но он совсем еще мальчик, он человек, и он сделал ошибку. Ошибку, и ничего более.

Мы не должны… – Он остановился, уткнувшись взглядом себе под ноги, обдумывая свое следующее предложение. – Мы не должны допустить, чтобы несправедливость случилась дважды. Один мальчик мертв. Нельзя допустить, чтобы другой мальчик безвинно заплатил за это сломанной жизнью. Мы не должны допустить, чтобы итогом этого дела стала новая трагедия. Одной трагедии уже более чем достаточно.

Первой свидетельницей была Пола Джианетто, бегунья, которая обнаружила тело. Я не знал эту женщину, но лицо ее казалось мне смутно знакомым – видимо, успело примелькаться за время жизни в городе, как лица всех тех, с кем регулярно сталкиваешься в супермаркете, «Старбаксе» или в химчистке. Ньютон – город немаленький, но он разделен на несколько районов, и внутри одного района все время замечаешь на улицах одних и тех же людей. Как ни странно, я не помнил, чтобы хоть раз видел ее бегающей в парке Колд-Спринг, хотя, по всей видимости, мы оба выходили на пробежку примерно в одно и то же время.

Лоджудис провел ее через весь процесс дачи показаний, который получился слишком затянутым. Он был чересчур дотошен, стремясь выжать из нее все мельчайшие подробности и душераздирающие штрихи, какие было можно. Обыкновенно, как только для дачи показаний вызывают первого свидетеля, для прокурора происходит странная трансформация: после вступительной речи, когда он находился в центре внимания, теперь вдруг отступает на второй план. Фокус смещается на свидетеля, и правила требуют от обвинителя быть практически пассивным в своих вопросах. Он лишь направляет свидетеля или слегка подталкивает его нейтральными вопросами наподобие: «И что случилось потом?» или «И что вы там увидели?». Лоджудис же хотел вытянуть из Полы Джианетто совершенно конкретные подробности. Он то и дело останавливал ее, чтобы задать наводящий вопрос то об одном, то о другом. Джонатан не заявлял никаких возражений, поскольку ничто в ее показаниях даже отдаленно не позволяло сделать вывод о какой-либо причастности Джейкоба к убийству. Однако же меня не оставляло ощущение, что Лоджудис медленно, но верно сдает позиции: не то чтобы я заметил в его действиях какой-то глобальный стратегический просчет, нет, это был дюйм там, дюйм сям, какое-то крохотное упущение там, крохотное упущение здесь, которые складывались в общую картину. А может, я принимал желаемое за действительное? Не исключено. На объективность не претендую. Джианетто говорила почти час, излагая свою историю, которая не претерпела никаких существенных изменений с того момента, когда она впервые изложила ее полицейским в день убийства.

Было холодное и сырое весеннее утро. Она совершала пробежку по холмистой части парка Колд-Спринг, когда увидела мальчика, лежащего ничком на влажной листве в ложбине, которая уходила под уклон к крохотному, затянутому тиной прудику. На мальчике были джинсы, кроссовки и толстовка. Рядом с ним на земле валялся рюкзак. Джианетто бегала в одиночестве и никого больше поблизости не заметила. По пути навстречу ей попалась пара-тройка других бегунов и ребята, идущие на занятия, – через парк пролегает путь к школе Маккормака, – но в непосредственной близости от тела она никого не видела. Слышать ничего подозрительного тоже не слышала: ни криков, ни шума борьбы, – поскольку бегала под музыку со своего айпада, который носила в чехле, пристегивавшемся к предплечью. Она даже точно назвала песню, которая играла, когда она увидела тело: «Тот самый день» группы «The The».

Джианетто остановилась, вытащила из ушей наушники и посмотрела с дорожки на мальчика. С расстояния в несколько шагов она отчетливо видела подошвы его кроссовок, а его тело показалось ей короче, чем было в действительности. «Эй, у тебя все в порядке? Тебе нужна помощь?» – спросила она. Ответа не последовало, и тогда Пола двинулась вниз по склону посмотреть, осторожно выбирая место, куда поставить ногу, чтобы не поскользнуться на влажных листьях. У нее у самой есть дети, сказала она, и, разумеется, она не могла не подойти к мальчику и очень надеется, что любой другой человек сделал бы ровно то же самое для ее детей. Она решила, что мальчик потерял сознание, возможно, из-за аллергии или какого-то другого заболевания, а может, даже из-за наркотиков или еще какой-нибудь дряни. Поэтому опустилась на корточки рядом с ним и потрясла его за плечо, потом за оба плеча, затем перевернула его на спину.

Именно тогда увидела кровь, которой была пропитана футболка у него на груди и листва под ним и повсюду вокруг него. Кровь не успела еще высохнуть, она была влажной и блестящей и вытекала из трех ран на груди. Кожа у него была серого цвета, но лицо забрызгано чем-то розовым. Ей смутно помнилось, что кожа вроде бы была холодной на ощупь, но она не помнит, чтобы специально до нее дотрагивалась. Видимо, тело поменяло положение в ее руках таким образом, что кожа случайно соприкоснулась с ее ладонью. Голова под собственной тяжестью откинулась назад, челюсть повисла.

До сознания женщины не сразу дошел не поддающийся осмыслению факт, что мальчик в ее руках мертв. Она уронила тело, которое поддерживала за плечи. Закричала. Отползла прочь на попе, потом перевернулась и каким-то образом как была, прямо на четвереньках, умудрилась выбраться по склону обратно на дорожку.