Лори выпрямилась, чтобы продемонстрировать, что я ошибаюсь. Она владела собой, а не действовала под влиянием эмоций.
– Лори, – успокаивающим тоном произнес Джонатан, – все, что я могу вам сказать, – это что, если они действительно попытаются поднять этот вопрос на суде, мы будем биться не на жизнь, а на смерть. Это же бред собачий.
Джонатан фыркнул и покачал головой, что для такого мягкого и сдержанного человека, как он, было довольно эмоциональной реакцией.
И даже сейчас, возвращаясь мыслями к тому моменту, когда впервые была высказана вслух идея о «гене убийцы», и не кем-нибудь, а Лори, я чувствую, как мышцы спины у меня каменеют, а вдоль позвоночника разбегаются мурашки гнева. Ген убийцы был не просто гнусной идеей и клеветническим измышлением – хотя он, без всякого сомнения, был и тем и другим. Он был еще и личным оскорблением для меня как юриста. С моей точки зрения, это было чистой воды мракобесие, извращающее смысл настоящей теории ДНК и генетического компонента поведения и подменяющее их псевдонаучными бреднями нечистоплотных адвокатов, циничной наукообразной галиматьей, подлинная цель которой – манипулирование присяжными и запудривание им мозгов имитацией научных фактов. Ген убийцы – ложь. Ловкое надувательство со стороны адвокатов.
Кроме того, эта идея была глубоко разрушительной. Она подрывала саму основу уголовного права. В суде мы наказываем за преступное намерение – mens rea, виновную мысль. Существует древнее правило: actus non facit reum nisi mens sit rea — «деяние не делает виновным, если невиновна мысль». Поэтому мы не судим детей, пьяниц и шизофреников: они не способны принять решение о совершении преступления с подлинным пониманием значения своих действий. Свобода воли для закона так же важна, как и для религии или любого другого морального кодекса. Мы же не наказываем леопарда за его свирепость. Хватит ли у Лоджудиса наглости вопреки всему все-таки разыграть эту карту? «Испорченный от рождения». Я был уверен, что он попытается. Несмотря на все законы и все научные факты, он будет нашептывать присяжным в уши, точно сплетник, разбалтывающий секрет. Он найдет способ.
Лори, разумеется, оказалась права: проклятый ген убийцы будет преследовать нас, пусть и не совсем так, как она себе это представляла. Но на той нашей самой первой встрече Джонатан и я сам, взращенные на гуманистических традициях закона, инстинктивно бросились отрицать это. Мы отмахнулись от нее. Однако же идея завладела воображением Лори – и Джейкоба тоже.
Челюсть у моего сына отвисла в самом что ни на есть буквальном смысле этого слова.
– Кто-нибудь здесь объяснит мне, о чем вы все говорите?
– Джейк, – начал я, но язык отказался мне повиноваться.
– Что? Да скажите же мне уже кто-нибудь!
– Мой отец сидит в тюрьме. Он там уже много лет.
– Но ты же никогда не знал своего отца.
– Это не совсем правда.
– Но ты же сам говорил! Ты же сам всегда это говорил!
– Да, я это говорил. Прости меня. Я действительно никогда не знал его по-настоящему, это правда. Но я знал, кто он.
– Ты мне врал?!
– Я не говорил тебе всей правды.
– Ты врал.
Я покачал головой. Все мои доводы, все мои детские соображения сейчас казались смехотворными и никуда не годными.
– Я не знаю.
– Боже. Что он сделал?
Глубокий вдох.
– Он убил девушку.
– Как? За что? Что произошло?
– Мне не очень хочется это обсуждать.
– Тебе не хочется это обсуждать? Ну, понятное дело, еще бы тебе хотелось это обсуждать!
– Он плохой человек, Джейкоб, и точка. Давай на этом и остановимся.
– Почему ты никогда мне об этом не рассказывал?
– Джейкоб, – мягко вмешалась Лори, – я тоже не знала. Папа рассказал мне только вчера вечером. – Она накрыла руку сына своей и сжала ее. – Все в порядке. Мы пока пытаемся все это переварить. Постарайся не терять головы, ладно?
– Просто… просто этого не может быть. Почему ты никогда мне об этом не рассказывал? Это же мой… кто он мне… мой дед? Как ты мог скрывать это от меня? Что ты о себе возомнил?
– Джейкоб! Как ты разговариваешь с отцом?
– Лори, ничего страшного. Он имеет право злиться.
– Я и злюсь!
– Джейкоб, я никогда не рассказывал тебе – и никому вообще – об этом, потому что боялся, что люди станут смотреть на меня по-другому. А теперь я боюсь, что люди станут смотреть по-другому и на тебя тоже. Я не хотел, чтобы это произошло. Когда-нибудь, возможно даже очень скоро, ты меня поймешь.
Он недовольно смотрел на меня.
– Я не думал, что все так выйдет. Я хотел… хотел, чтобы все это оставалось в прошлом.
– Но, папа, это часть моей личности.
– Я смотрел на это иначе.
– Я имел право знать.
– Джейк, я смотрел на это иначе.
– По-твоему, я не имел права знать? О моем собственном происхождении?
– Ты имел право не знать. Ты имел право начать с чистого листа, быть тем, кем ты захочешь быть, жить такой же жизнью, как все другие дети.
– Но я не такой же, как все другие дети.
– Разумеется, такой же.
Лори отвела взгляд.
Джейкоб откинулся на спинку кресла. Вид у него был скорее потрясенный, нежели огорченный. Все эти вопросы и жалобы были для него всего лишь способом справиться с потрясением. Какое-то время он сидел молча, погруженный в размышления.
– Я не могу в это поверить, – произнес он ошеломленно. – Я просто не могу в это поверить. Не могу поверить, что ты так поступил со мной.
– Послушай, Джейкоб, если тебе непременно хочется злиться на меня, злись. Но я сделал так из лучших побуждений. Я промолчал ради тебя. Еще даже до того, как ты появился на свет, я поступил так ради тебя.
– Ой, вот только не надо. Ты поступил так ради себя самого.
– Ради себя самого, да, и ради моего сына, ради сына, который, я очень надеялся, когда-нибудь у меня будет, ради того, чтобы сделать его жизнь немного легче. Твою жизнь.
– Ну и как, тебе это удалось?
– Думаю, что удалось. Я считаю, что твоя жизнь была легче, чем могла бы быть. Во всяком случае, очень на это надеюсь. Она была легче, чем моя, это уж точно.
– Пап, а ты не забыл, где мы находимся?
– Нет, не забыл. И что?
Он ничего не ответил.
– Джейкоб, мы сейчас должны очень внимательно следить за тем, что и как говорим друг другу, понимаешь? – ласковым тоном произнесла Лори. – Попытайся понять папину позицию, даже если ты с ней не согласен. Встань на его место.