– Верно! Верно! – воскликнули присутствующие. – Мы нашли тебя и отомстили им!
– Он говорит, – продолжал Ахмет, – что сейчас расскажет им о мести и прощении. Их повелительница Тама выходила его, и тогда он вновь вернулся в свою страну.
– Я обязана все это выслушивать? – раздраженно спросила Эдит.
– Не хочешь, не надо, – ответила Табита, – можешь выйти отсюда, я же останусь и дослушаю. Продолжай, Ахмет.
Пару мгновений поколебавшись, не зная, как ей поступить, Эдит все же решила остаться, ибо сгорала от любопытства.
– Он вернулся, – продолжил Ахмет, – и по возвращении обнаружил, что опозорен, что он больше не уважаемый человек, а самый ничтожный, ибо все считали, что он пренебрег своим долгом, что по его вине многие погибли, и что он вывалял лицо правительства в грязи. Он также по возвращении обнаружил, что богатство и титул, на которые он имел права как наследник, перешли от него к неожиданно родившемуся младенцу. И, наконец, он понял, что его жена не хочет иметь рядом с собой уродливого калеку, без гроша в кармане и без будущего, при упоминании имени которого другие люди косятся в сторону. Он отправился к матери, но оказалось, что та внезапно умерла, и теперь он совершенно один в целом мире. Это был горький для него час, и ему до сих пор больно о нем вспоминать.
Здесь голос Руперта дрогнул, народ в зале начал перешептываться. Движимая внезапным импульсом, Тама подалась к нему, как будто за тем, чтобы в сочувственном жесте положить свою руку поверх его руки, однако вспомнив, убрала и что-то прошептала. Руперт улыбнулся ей в ответ и заговорил вновь. Ахмет, опытный толмач, продолжил переводить:
– Захед говорит, что его объяла горечь, что вера в Бога оставила его, что одиночество и стыд были столь велики, что ему не хотелось больше жить, и потому он пошел к великой реке, желая утопить в ней себя.
И вновь по залу пробежал шепот, заглушив на пару мгновений голос говорящего. Воспользовавшись этим моментом, Дик шепнул на ухо Эдит:
– Представляю, каково тебе явиться сюда и услышать такое. Впрочем, всегда полезно выслушать и другую сторону.
Эдит ничего не ответила. Лицо ее было подобно лицу каменной статуи, на которую она опиралась. Между тем резкий, равнодушный голос толмача продолжал:
– Захед говорит, что он уже приготовился к смерти в реке, как вдруг в висевшем над водой тумане он увидел лицо их прекрасной повелительницы, и Аллах напомнил ему о данном ей обещании: что если узы долга окажутся порваны, он вернется к ней, чтобы стать ей братом и другом. Таким образом, Аллах не дал совершить великий грех, – грех, какой совершил человек, о котором они говорили, – и он вернулся. И как подтвердят все присутствующие, он, помня обет, который принес жене, которая впоследствии отвергла его, он все это время оставался Таме братом и другом. Что далось ему нелегко, ибо она и все они знают, что он любит ее, и он верит, что и она тоже его любит.
– Да, люблю, – с нежностью в голосе подтвердила Меа. – Люблю больше, чем жизнь, больше всего на свете, любила и буду любить. Да, я люблю его, люблю так же, как он любит меня!
– Да, это так, и мы видим это своими глазами, – воскликнули собравшиеся.
– А теперь он подошел к ореху, что был спрятан в шершавой скорлупе его рассказа. Его жизнь была нелегка. И все здесь сочтут ее нелегкой, ибо по велению долга их повелительница и он сам должны жить так, как они живут, вместе и одновременно врозь, следуя великой доктрине Отречения, не имея ни малейшей надежды оставить после себя потомство.
Аудитория согласилась, что это действительно нелегко.
– Они думали так, и так было поначалу, но потом они подошли к этому, им нравится их состояние, и они не желают его менять, ибо страстно мечтают о других вещах, о жизни, когда праведность, которой они придерживались здесь, сблизит их еще больше. Они совершенно счастливы, ибо проводят свои дни, не ведая ни раскаяния о прошлом, ни страха перед будущим, ибо смерть их не страшит, поскольку они видят в ней врата великой радости, в которые они войдут рука об руку. Это суть его истории. Горькая на вкус, она, однако, содержит в себе зерно жизни. Зерно, которое они посадили в землю, и хотя оно пока еще не дало цветов, тем не менее, выросло в приятное дерево, в тени которого они временно отдыхают и радуются жизни. И пусть все присутствующие здесь впустят этот пример в свои сердца. Пусть они не теряют надежды, когда им кажется, будто Господь к ним несправедлив, как тому несчастному человеку, их собрату, который наложил на себя руки, ибо если все они в той или иной мере будут следовать путем Отречения, каяться, и во имя праведности воздерживаться от греха, им наверняка будет дарована награда.
Некоторые из них говорили о мести, той жажде мести, которая недавно подтолкнула одного из них совершить убийство. Пусть они бегут от такой мысли. Их повелительница отомстила телам тех жестоких арабов, которые убили его людей и мучили его самого, но ни он, ни она не стали от этого счастливее. Кровь этих непросвещенных людей на их руках, ибо если бы они не стали их трогать, вне всякого сомнения, воздаяние нашло бы их само, или, что еще лучше, они бы до конца своих дней жили в раскаянии и искали бы прощения. Прощение заповедано нам от милосердного Бога, кто прощает всех, кто просит Его, и в прощении не следует отказывать никому, ибо даже самые лучшие из них наверняка нуждаются в нем.
– А ты простил бы эту свою женщину, что бросила тебя, Захед? – выкрикнула снизу Бахита.
– Разумеется, я прощаю ее, – ответил Руперт. – Было бы странно, если бы я этого не сделал, ибо поступив так, она сделала меня счастливее. Таких счастливых людей, как я, наверняка мир еще не знал, – добавил он и с улыбкой повернулся к Меа, которая улыбнулась ему в ответ.
Тогда в зале поднялся старый слепой учитель, мистик, искушенный в знании законов. Некогда он был любим народом за свою мудрость и добрые дела, хотя возможно в душе ревновал нового пророка, которому в последнее время внимали его соплеменники.
– Послушай, Захед, – сказал он, – я вместе с другими выслушал твою речь и одобряю ее дух и осуждаю упомянутые в ней преступления. Тем не менее, мне кажется, что ты упускаешь корень вопроса. Ответь мне, если я не прав. Бог угнетал тебя. Он по каким-то собственным причинам испытывал тебя. Он вывалял тебя в грязи. Он привел твою душу в ад. Твоя жена бросила тебя посреди твоих бед и несчастий и нанесла удар, на какой способна только женщина. Она сказала «Нищий, уходи, избавь меня от твоего рубища и уродства. Я найду себе нового, богатого мужа». И ты ушел, и что ты сделал? Ты не склонил головы перед волею Бога, ты не сказал: «Я радуюсь буре так же, как и солнечному свету. Я признаю, что я все это заслужил и теперь благодарен за то, что мой рот пуст, как был благодарен, когда он был полон». Нет, ты сказал – не сердись на меня, Захед, ибо дух в моих устах, и я говорю ради твоего просвещения. Ты сказал: «Я отказываюсь терпеть эту боль. Моя душа раскалена, она шипит. Я должен остудить ее в водах смерти. Я опою себя смертельным зельем. Я отправлюсь в объятия сна, потому что мой творец Бог был жесток со мной».