– Извините, я только-только вернулся, – сказал он и достал из кармана ключи. – Позвольте, я вас проведу. Приемная вот тут.
Спаситель принял светский тон, стараясь быть на уровне всемирно известного пианиста.
Однако Вьенер отказался входить в приемную.
– Не знаю, что вы там себе вообразили, – сказал он. – Но я к вам не на консультацию.
– А в таком случае зачем? – спросил Спаситель уже не столь учтиво.
– Чтобы вы рассказали мне все, как есть, о Самюэле. Он ведь ваш, как это… пациент? И это вы навели его на мой след?
У Вьенера была своеобразная манера говорить. Одни слова он произносил неразборчиво, другими словно выстреливал – например, «пациент!» или «след!». Спаситель помедлил. По идее, надо бы ответить наглецу, что психолог никогда не разглашает ничего относительно своих пациентов. Но тогда птичка улетит. И он просто сказал:
– Зайдите на минутку.
Каждый пациент, включая Вьенера, хоть он себя таковым не считал, располагался в кабинете по-своему. Пианист встал напротив «Странника над морем тумана», спиной к психологу, и, не оборачиваясь, сказал:
– Я беспокоюсь за Самюэля.
«Не поздновато ли, после пятнадцатилетнего отсутствия?» – мог бы заметить ему Спаситель, но птичка еще не залетела в клетку.
– За Самюэля, – повторил он, словно странник на картине услышал эхо.
– Мне не нравится это имя. Она его так назвала. И не пожелала, чтобы я признал сына.
– Вас это очень огорчило?
Вьенер резко повернулся и повторил почти по слогам: «Огорчило?» – с таким недоумением, как будто ему всучили незнакомый предмет и он вертит его в руках, не зная, что с ним делать.
– Она исчезла вместе с ребенком, – продолжил он безразличным тоном. – Ему тогда было… не помню точно… несколько месяцев.
– Вы забыли, когда это произошло?
– Я был тогда в Москве на прослушивании. Играл на конкурсе молодых исполнителей. И выиграл. А когда вернулся, нашел пустую квартиру. Лина Каэн исчезла. Вместе со всем добром. И с моим сыном.
– Вы его искали?
– Свое добро? Нет, я купил все новое.
Вьенер усмехнулся и сел, точнее, рухнул в кресло и вытянул ноги.
– Устал, – прошептал он и опустил веки.
– Так почему вы беспокоитесь за Самюэля?
– Из-за его матери. Я успел ее изучить. Эта женщина относится к людям как к своей собственности. Она хочет, чтобы Самюэль принадлежал только ей. То же самое было со мной.
– С вами?
Вьенер немного подтянулся в кресле и рассказал, как он, в то время молодой и необыкновенно одаренный музыкант, встретился с Линой Каэн, официанткой. У него недавно умерла мать, он остался без средств, практически без крыши над головой. Лина его приютила, накормила, взяла под опеку.
– Мне было двадцать два года, – оправдывался он. – Она потребовала, чтобы я для заработка играл на пианино в ресторане, где она работала. Чтобы был у нее на глазах. Патологическая ревность.
– Вы давали ей повод для ревности?
– Еще бы. – Вьенер уселся совсем прямо. – Я спал со всеми подряд. – Он мило улыбнулся Спасителю. – То есть буквально. Всяк норовил меня оприходовать.
Хватил он, что ли, лишку за обедом?
– Впрочем, я не о себе пришел разговаривать.
– Вы уверены? – спросил Спаситель и тотчас пожалел об этом.
Ведь он еще не захлопнул дверцу клетки. Но Вьенер лишь бросил взгляд в окно и небрежно уронил:
– Ну, допустим.
– Допустим?
– Что я пришел поговорить о себе. Вам это интересно?
– Я психотерапевт.
– Так я вам интересен? – настойчиво спросил Вьенер.
– Ну…
Спаситель заметил, что у пианиста, когда он волнуется, начинается тик. Он принимается часто и быстро моргать. Как теперь.
– Что вы сейчас чувствуете?
– Что я чувствую?
– Да-да. Сию минуту.
– Ничего… А как проводят терапию? Как это бывает?
– Точно так, как у нас с вами.
– Just talking.
– Да, одни разговоры.
– Забавно.
Вьенер встал. Все пропало, птичка сейчас упорхнет. Он подошел к окну, приподнял занавеску и пробормотал:
– Уже тут.
На улице Мюрлен стоял черный «мерседес».
Спаситель тоже встал.
– Вы очень высокий, – отметил Вьенер.
И правда, Спаситель был на голову выше него и намного шире в плечах.
– Ну ладно. Когда начнем? – В голосе Вьенера послышалось и снисхождение, и нетерпение. – Торонто, Монреаль. Терапия по скайпу – так можно?
Не было случая, чтобы пациент вот так навязывал Спасителю свою волю. Однако он ответил:
– Можно.
И даже дал Вьенеру номер своего личного мобильного и электронный адрес. Тот сунул карточку в карман, как будто так и надо.
– Думаете, дело сладится? – спросил он, все чаще мигая.
– Я провожу вас. В принципе, я беру сорок пять евро за сеанс.
– Но для меня – бесплатно.
– Сегодня была только проба. Но от лечения бывает толк, только когда оно платное.
Спаситель открыл перед посетителем обе двери: из кабинета и из дома, ему уже не терпелось выпустить на волю диковинную птичку. На прощание он пожал Вьенеру руку, сухую, нервную, костистую, драгоценную руку музыканта, и проследил за ним взглядом до самого «мерседеса». Там – вот сюрприз! – Вьенера ждал, опершись на капот, белокурый молодой человек – вероятно, Антуан, – который посмотрел на психолога с неприкрытой ненавистью. Что там Вьенер говорил о Лине Каэн? «Патологическая ревность»? Похоже, птичка постоянно попадала в одну и ту же западню.
Пока Спаситель вел необычный для себя разговор с Вьенером, Луиза на другой половине дома тоже делала нечто диковинное. Кормила Жово, которого едва знала, Габена, о котором не знала ничего, и Лазаря, которого знала как приятеля своего сына. «Что я тут делаю?» – крутилось у нее в голове. Когда все поели, Лазарь задал созвучный вопрос:
– Что делаем после обеда?
– Я, – ответил Жово, – собираюсь чуток покемарить у себя на камбузе, а потом над лайбой твоего папаши пошурую.
Лазарь, как обычно в случае с Жово, не был уверен, что все понял, но общий смысл он ухватывал правильно: ничего интересного не предвиделось.
– Можно сходить в кино на «Марсианина», – предложил Габен.
– Я читала в «Телераме» плохой отзыв об этом фильме, – сказала Луиза.
– Проверим.