– Нет, чуть дальше она впадает в Москву-реку, которая гораздо больше.
– А мы пойдем туда? – спросил Рустам. Михаил усмехнулся про себя – этот не пропадет. Не успел еще отойти от впечатлений первого похода, как его снова тянет наверх.
– Может быть, когда-нибудь потом, при условии, что вы будете меня слушаться, – сказал он. – Это слишком долгий поход, пока вам в такие рано.
И горько усмехнулся про себя, подумав, что прежде этот долгий поход занял бы у него минут двадцать от силы хорошим шагом. Странное, должно быть, впечатление сложилось у детей о верхнем мире – как о темном, заросшем деревьями овраге, в котором кое-где проглядывают полуразрушенные здания. Ланка еще долго после этого выхода дулась на него, но постепенно вроде бы отошла и забыла о своих тревогах.
А врач присматривался к детям и думал, кто из них может стать ему помощником. Ведь они с Гариком не железные, уже дают знать о себе болезни, ведь здоровье в таких условиях портится куда быстрее. Надо потихоньку воспитывать смену, обучать детей ходить за добычей, отличать нужные вещи от бесполезных. Рустам, пожалуй, подойдет, а Максиму все-таки надо еще чуть-чуть подрасти, – убеждал себя Михаил, в глубине души не желая, чтобы сын рисковал здоровьем на вылазках. Девчонки, конечно, отпадают – погуляли разок, и хватит, может, когда-нибудь потом. Наташка, правда, рвалась наверх опять, и узнав, что ее пока брать не будут, расплакалась – насилу угомонили. А вот Ирка не просилась.
– Понравилось тебе наверху? – спросил Михаил. Она задумчиво покачала головой.
– Слишком широко. Темно. Страшно.
– Когда-нибудь люди снова смогут там жить. Когда радиационный фон снизится. Когда воздух перестанет убивать, – объяснил он недоумевающей девочке.
Та замотала головой.
– Не хочу. Боюсь. Там кто-то прячется в темноте.
Однажды врач зашел в общую комнату и увидел забавную картину. На расстеленных по полу тряпках лежал на спине Рустам, вытянув руки вдоль тела и закрыв глаза. Возле него в той же позе лежала Наташка. Максим раскладывал вокруг них игрушки, Джаник хлопал в ладоши, а маленькая Сакина ползала вокруг. Ирки не было видно.
– Что это? – удивленно спросил Михаил.
– Это мы играем в похороны вождя, – радостно сообщила Наташка, открыв один глаз. – Когда умирает вождь, с ним вместе хоронят его жену и всех его слуг. И его любимую собаку.
Михаил фыркнул. Интересно, кто их этому научил? Впрочем, и так ясно. Наверняка они по-своему осмыслили Ланкины рассказы об обычаях славян.
– А Ирина где? – спросил он.
– Книжку пошла читать, – презрительно фыркнула Наташка. – Сказала, ей с нами скучно. Ну и зря, потом он, – кивок на Рустама, – будет Мемнон, а я – его дочь Офигения. И он для победы принесет меня в жертву. Папа Миша, а ты возьмешь нас на гору? Туда, за реку, где старая крепость? Мама Света нам рассказывала.
«Почему бы нет? – подумал Михаил. – Пока лето не кончилось, можно еще раз вывести детей наверх. Все равно надо их приучать жить в этом новом мире».
Он еще раз окинул взглядом «могилу вождя». Рустаму надоело лежать, и он уселся по-турецки. Все-таки что, интересно, они воспринимают из потока информации, который обрушивает на них Ланка? Не так давно Михаил слышал, как Рустам с трудом отвечал ей урок – явно по мифологии: «Бог съел всех своих детей, а потом ему подсунули камень. Так Зевса не съели, и он вырос, и победил своего отца, и женился на сестре. А победил – значит, убил?» Михаил почесал в затылке. Не рановато ли детям такие вещи? Но ведь они тоже росли на этом, и ничего. Вообще-то, если судить по мифам, история человечества полна кровавых распрей, она выглядит сплошной цепью убийств и предательств ради власти, могущества и богатства. Может, цивилизованное человечество просто старалось забыть об этом? Но забыть не получилось, как и предотвратить последнюю войну – так чему теперь учить детей? Быть добрыми и любящими или озлобленными и недоверчивыми? В первом случае они станут легкой добычей для врагов, во втором – могут перебить друг друга. И все же, может, пора отказаться от кровавых древних мифов, иначе зачем были все эти века цивилизации? Неужели человечество так ничего и не добилось, и в каждом под маской современного человека до сих пор скрывается дикарь, вылезающий наружу при первой возможности? И он вновь вспомнил Федора. Врач не испытывал угрызений совести, он и теперь поступил бы с ним так же. Но его пугала собственная холодная решимость, способность без сомнений обречь человека на смерть, даже если и было, за что.
Так и не придя ни к какому выводу, Михаил вздохнул. Ему хотелось, чтобы в их маленьком мирке всем жилось легко и радостно. Да и в самом деле, что им делить между собой? Если понадобится еще площадь, найдут другой подвал по соседству. И все же сделать так, чтобы всем было хорошо, не получается. Например, не сказать, чтобы Тине так уж весело жилось. И можно сколько угодно думать, что в этом она сама виновата, но факт остается фактом. Люди постоянно что-то делят, в том числе женщины иной раз не могут поделить одного мужчину. Либо, наоборот, мужчины соперничают за женщину. Видимо, так было и так будет всегда, поэтому нечего и думать об этом. Запасы еды пока удается пополнять – в квартирах еще осталось много всякого, и кончится все это еще не скоро. Может, хватит даже их детям. «А внукам – уже нет?» – подумал вдруг Михаил. Ведь все это потихоньку гниет, ветшает, ржавеет, и через несколько лет могут уже начаться проблемы – с едой, с топливом для генератора. Все же, может, они эгоистично поступили, заведя детей? Но он отогнал эти мысли. Дети станут взрослыми и смогут решать за себя, а через пару десятков лет радиационный фон может снизиться, и кто знает – их внуки, может, вновь начнут обживать потихоньку поверхность. Конечно, им придется тяжело. Но все же не так, как их далеким предкам, которые одевались в шкуры и убивали добычу каменными топорами и ножами.
– Ладно, свожу вас в крепость, – обещал он и чуть не оглох от восторженного детского визга.
От Ланки решено было скрывать цель похода, и все равно она опять пыталась отговорить его выводить наружу детей. Врач обещал ей, что далеко они не пойдут, погуляют рядом.
Ночь вновь выдалась ясной и тихой. Михаил шел по тропинке, дети тянулись за ним цепочкой, Гарик хромал сзади. Врач испытывал странное чувство – на этих берегах он провел детство, а теперь готовился показать свой заповедник дочери и сыну. Впрочем, Ирка, кажется, побаивалась, хотя идти все же согласилась – любопытство пересилило. Максим от волнения не смог даже поесть перед выходом. Зато Рустам и Наташка были в восторге.
Уже миновали мост, прислушиваясь к журчанию воды. Вдруг из-под ног что-то метнулось в сторону, блеснули на мгновение желтые глаза. «Кошка», – подумал Михаил. Дети мигом сбились в кучу вокруг него, уцепились за руки.
– Не бойтесь, – тихонько сказал он. – Осталось немного.
Они шли мимо длинного дома по шоссе вдоль берега реки. В конце улицы маячил остов автобуса. Деревья возле дома разрослись, а вот балконы местами уже обрушились. Дорога кое-где пошла буграми и трещинами – буйные корни деревьев взламывали асфальт. Скоро, пожалуй, совсем зарастет.