– Ну ты сама подумай – вот разлучница отправилась на кладбище делать свои черные дела, – кипятился он, – а оператор что, в это время за ней по пятам ходил? Он что, заранее знал, что надо именно ее снимать? Это же все постановка.
На Ланку его объяснения не действовали – она отказывалась понимать очевидное. Хорошо хоть здесь телевизора не было. Зато суеверных женщин, видимо, хватало, а может, случившееся так подействовало на людей, что ожили древние, полузабытые страхи, таящиеся обычно на дне души – страх темноты, например. Те, кто когда-то бродил по Сетуньским холмам, тоже боялись темноты и выдумывали себе духов, которых следовало задобрить. Современные люди, оказавшись беспомощными перед лицом глобальной катастрофы, как и их далекие предки, испытывали потребность в сказках. Михаил краем уха что-то слышал уже про загадочного Путевого Обходчика.
– Да ладно, брось, – потрепал он по щеке Ланку, смотревшую на него умоляющими глазами. – Вот смотри лучше, какой дефицит – печенье. Я тут одному ногу удачно вылечил.
– Не смейся надо мной, – попросила она, протянув, впрочем, руку за угощением. – Говорю тебе – тут все пропадут. И мы пропадем, если здесь останемся.
И у него мороз пробежал по спине. Ему опять показалось – после попытки самоубийства она очень изменилась. Иногда он словно бы видел перед собой прежнюю Ланку, а иногда проглядывало в ней что-то чужое и жуткое. Как будто в нее вселялась другая и начинала говорить странные и страшные вещи. И тогда ему трудно было осуждать людей, которым было не по себе в ее обществе и которые старались как можно скорее от нее избавиться.
Глава 4
Убежище
Через несколько дней после того, как бородавчатая тварь, увязавшись за Михаилом, чуть не проникла в убежище, он все же отважился выбраться наружу. Запасы еды подходили к концу, надо было восполнять их. Выглянув наружу, он первым делом поискал глазами собак – поблизости их не было. Может, эта страхолюдина уже всех их съела? Но сделав несколько шагов, он увидел поодаль знакомую серую тень – Мальчик, подумал он с облегчением. Хаски подбежал, ткнулся носом ему в колено, завилял хвостом, давая понять, что поблизости тихо. Михаил решил не уходить далеко и пошарить на верхних этажах ближайшего дома.
«Это» настигло его, когда он уже спускался по лестнице, а в рюкзаке приятно постукивали друг об друга баночки консервов. Его вдруг охватило непреодолимое желание заглянуть в старую крепость. Вон же она, совсем рядом, за деревьями. Он даже выглянул в окно и ему померещилось, что там, далеко, мелькнул огонек. И тут он сразу вспомнил о тех, кто угрожал ему – и наваждение развеялось. Кому еще жечь костры в бывшем стане каскадеров, как не таким вот искателям приключений? А с него хватит.
Вернувшись, он рассказал об этом Ланке. О том, как его потянуло зайти в крепость. О людях, угрожавших ему и собиравшихся прийти за ним, он не рассказывал даже ей.
– Я же тебе говорила – это место силы, – убежденно сказала она. – Потому люди и селились там с давних пор. Мне тоже хотелось бы там побывать еще раз. Может, возьмешь меня как-нибудь с собой туда?
– Ты с ума сошла, – убежденно ответил он. – Я сам-то боюсь теперь далеко уходить от дома.
Теперь ему казалось, что растреклятое место уже давно тянуло его к себе – еще с тех пор, как они застряли тогда в метро на Киевской. Разве не безумием было уйти сюда из метро? Иногда он думал, что они как-нибудь сумели бы остаться там, если бы это место не подчинило себе его – и Ланку. Может, оттого он и стал в числе первых выбираться наверх после Катастрофы – замысел вернуться к дому возник у него, когда врач еще не отдавал себе в том отчета. Да только дом тут был ни при чем – ведь он ни разу даже не решился зайти в их прежнюю квартиру, хотя знал почти наверняка, что отца и тети Сони там нет, что она пуста.
Пока они еще жили в метро, Михаил несколько раз выбирался наверх, чтобы освоиться, прежде чем реализовать план, который давно не давал ему покоя. Он хотел вернуться на берег Сетуни – казалось, что давно, еще в прежней жизни, слышал обрывки разговоров о каком-то убежище – вот бы его найти. И тогда можно было бы забрать и Ланку, уйти с ней вместе туда и жить, сколько получится. Все лучше, чем наблюдать, как она медленно чахнет. И еще, конечно, так хотелось посмотреть на родные места – ведь вот же они, рядом, от метро минут за сорок, за час можно дойти быстрым шагом. Хотя он догадывался, что ничего хорошего там не увидит – только смерть и запустение, как и везде.
И в очередной раз выйдя с Киевской, он направился не к ближайшему жилому дому, а по Бережковской набережной, по знакомому маршруту троллейбуса, ходившего по Мосфильмовской. Он шел прямо по проезжей части, почти ничего не опасаясь, отворачиваясь от застывших автомобилей. Со стороны реки иной раз доносились всплески – неужели рыба играет? В Москве-реке рыба была всегда, только вот удивляли Михаила рыболовы, закидывающие удочки в самом центре столицы. Такую рыбу он поостерегся бы давать и кошке, в ней небось присутствовала вся таблица Менделеева. Интересно, теперь, когда встали все заводы и перестали сливать в реку отходы жизнедеятельности, насколько успела очиститься вода? Впрочем, теперь проблема была в другом – в радиации. Не пей из лужицы, братец, козленочком станешь. Михаил вдруг содрогнулся – что, если старые сказки несли в себе предостережение? Может, прежде уже случались катастрофы, в итоге которых вымирало все или почти все население планеты? Ланка что-то говорила об этом. Да нет, вряд ли, ведь тогда они в земле находили бы какие-то свидетельства этому – не только древние рубила и бронзовые наконечники, но и остатки высокотехнологичных приборов. Ланка, помнится, в доказательство этой версии рассказывала об исследованиях где-то в Америке, где были найдены гигантские сооружения из идеально обтесанных, словно обрезанных ножом, огромных валунов. Местным индейцам такое явно не под силу было создать, сколько бы ни старались. Бытовало мнение, что это заброшенные космодромы неведомых цивилизаций. Ну пусть так, но если они иных следов не оставили, значит, давно улетели, разочаровавшись в земных обитателях и найдя планету непригодной для жизни. И остались старые индейские легенды, но можно ли им верить?
Михаил кинул взгляд за реку – до боли знакомые места, корпуса бывшей фабрики «Московский шелк», в которых за несколько лет до Катастрофы сделали аутлеты и куда он иной раз наведывался с Ланкой, терпеливо ожидая, пока она все осмотрит, все эти женские штучки, посетует на цены и ничего не выберет. Да пусть бы она хоть в мешке ходила, все равно оставалась бы для него первой красавицей, а до остальных какое им дело?
Он вспомнил старую легенду о том, что от Новодевичьего монастыря до территории фабрики тянется старый подземный ход – чтобы в случае осады можно было вывести людей. Прежде знали толк в убежищах, подумал он. Мелькнула мысль – а что, если попробовать обжить монастырские подземелья? Но он тут же подумал, что не смог бы жить по соседству с Новодевичьим кладбищем, пусть он и ни разу не суеверен. А Ланка бы в таком месте точно свихнулась окончательно.
Михаил миновал неработающий фонтан на площади и стеклянный пешеходный мост, кое-где щетинившийся осколками. Вдали, уже ничем не заслоняемое, четко выделялось в свете луны здание МГУ, на удивление невредимое.