Виртуальная история: альтернативы и предположения - читать онлайн книгу. Автор: Ниал Фергюсон cтр.№ 37

Выводы, сделанные на основании таких неизбежно неполных данных, следует рассматривать с огромной осторожностью ^[261]. Что касается статистики о возрасте и политических симпатиях в Парламенте, возникают интерпретационные проблемы с использованием информации о симпатиях 1642 г. для анализа отношения к режиму тремя годами ранее, в 1639-м. Не в последнюю очередь это связано с тем, что поддержку короля во время гражданской войны нельзя считать показателем поддержки политики режима в 1630-е ^[262]. Усреднение возрастов скрывает тот факт, что на парламентской стороне были, конечно же, и более молодые люди – такие, как Брук и Мандевиль, которым в 1640-м еще не исполнилось сорока, – и они могли бы на несколько последующих десятилетий стать бельмом на глазу режима. Подобным образом свидетельства о симпатиях 1640-х гг. в лучшем случае дают лишь грубое представление о политическом климате страны в последние годы единоличного правления. Однако если очевидные различия в отношении к режиму среди разных возрастных групп 500 с лишним членов Палаты общин хотя бы очень грубо описывали тенденции внутри страны, то это имело значительные политические последствия – и такой вывод становится еще более справедливым, если рассмотреть распределение общества по возрастным группам.

Между 1631 и 1641 гг. распределение английского и валлийского населения по возрастным группам оставалось условно неизменным: люди в возрасте моложе тридцати лет составляли почти 60 процентов населения, а около трети населения составляли дети в возрасте до пятнадцати лет ^[263]. В 1640 г. половина населения (49,7 процента) была рождена после 1616 г., а следовательно, встретила вступление Карла I на престол в 1625 г. в возрасте девяти лет и менее. Или, если перевести это на язык политического опыта, в 1640 г. целая треть населения не знала другого короля, кроме Карла. Этой трети населения даже такие недавние события, как разногласия из-за “петиции о правах” 1628 г., вероятно, казались довольно далеким прошлым, ведь этим людям было от силы четыре года, когда Карл распустил свой последний Парламент в 1629 г. Если бы правление Карла I без Парламента продолжилось хотя бы до конца его жизни – до 1649 г., – Англия стала бы страной, в которой более половины населения не имело бы ни непосредственного опыта, ни воспоминаний о жизни при Парламенте. Это была пропасть не только в политическом отношении, но и в отношении памяти – и вполне вероятно, что она бы оказала колоссальное воздействие на восприятие “нововведений” режима в правительстве и в церкви.

Само собой, передача культурной памяти зависит от гораздо менее очевидных и более многочисленных факторов, чем один только возраст. Традиции кальвинистской духовности и вера в то, что Парламент играет ключевую роль в правильном государственном устройстве, вряд ли канули бы в Лету просто потому что те, кто жил при Елизавете и Якове, перестали бы составлять большую часть населения. Даже когда Парламент не собирался, циркулировали памфлеты и трактаты (часто в списках), описывающие его историю, обычаи и полномочия, и нет причин предполагать, что это прекратилось бы даже при условии победы Карла в 1639 г. ^[264] И все же нельзя списывать со счетов влияние возраста и поколений на политические воззрения. По крайней мере отчасти широкая поддержка Парламента в 1642 г. объяснялась его эмоциональным призывом к тем, кто помнил притеснения “свобод подданных” в яковианских и ранних каролинских Парламентах – в частности, ожесточенные сессии 1626 и 1628–1629 гг. В 1639-м эта группа уже была меньшинством, однако все еще довольно многочисленным (около 40 процентов населения). Если бы призыв защитить Парламент раздался пять-десять лет спустя, ответ на него мог бы оказаться далеко не таким воодушевленным. Для таких, как Пим и Сент-Джон, Бедфорд и Сэй, 1639–1640 гг. были истинным “кризисом Парламента”: действовать надо было сейчас или никогда.

Перестройка английской судебной системы

Таким образом, если отталкиваться от гипотетической победы короля 1639 г., шансы на то, чтобы в стране вспыхнуло восстание, которое бы ограничило полномочия Карла I или вынудило его против воли созвать Парламент, были невелики – и, возможно, таяли с каждым годом. Тем не менее остается одна сфера, в которой королю, вероятно, пришлось бы изменить свою политику, поскольку законность его действий могла подвергнуться критике со стороны общества. Этой сферой была судебная система. Суды по-прежнему имели власть наносить серьезные удары по фискальной политике (и престижу) короны, что продемонстрировало громкое прецедентное дело 1637–1638 гг. о законности корабельных денег, возбужденное против Джона Гемпдена. Рассматривавшееся перед всей коллегией судей дело было решено в пользу короля и подтвердило законность налога, несмотря на то что он был введен без одобрения Парламента. Однако это решение вызвало такую полемику, что победа короны оказалась пирровой. Широко стали известны вердикты сэра Ричарда Хаттона и сэра Джорджа Крока, которые открыто заявили, что закон не допускает взимания корабельных денег, в результате чего вера в легитимность налога оказалась окончательно подорванной ^[265].