Пожав плечами — или дверь откроется, или она взломает замок — она громко постучала по дереву.
— Мы закрыты! — тут же раздался ответ. — Приходите через два часа!
— Жен? — позвала Виддершинс. — Жен, это я!
Прошел миг, другой. Виддершинс думала уйти, но услышала скрежет тяжелого замка — за ним еще один, а потом два засова. Тяжелая дверь открылась вовнутрь.
— Скорее, пока тебя не заметили! — прошипела Женевьева. — Если они увидят, как я кого-то рано впустила, покоя больше не будет!
Виддершинс юркнула в темную комнату. Ставни были закрыты, большой камин не горел. Только лампы сияли, жадно сжигая масло, но их свет был безрадостным, словно они упивались печалью. В таком освещении даже белый крест Банин казался серым.
— Тут всегда так мрачно перед открытием? — нарочито бодро спросила Виддершинс.
— Обычно хуже, но я отправила черепа и орудия пыток на чистку.
Виддершинс моргнула.
— Тебе уже лучше, — отметила она почти с обвинением.
Женевьева пожала плечами, продолжила расставлять бутылки наливок за стойкой, чтобы не нужно было искать вечером.
— Думаю, да, — сухо отметила хозяйка, работая. — Кто бы мог подумать?
Виддершинс подошла к бару, пару мгновений смотрела на работу подруги. Женевьева громко опустила бутылку, заставив Виддершинс вздрогнуть, и повернулась к ней.
— Почему ты не пришла меня проверить, Шинс? — без гнева, лишь тихие ноты обиды. — После произошедшего мне очень нужна подруга.
Виддершинс сглотнула, горло вдруг сдавило. Она, стыдясь, посмотрела на бар.
— Я думала, ты злишься на меня, — призналась она, напоминая ребенка, а не взрослую, которой она пыталась казаться. — Я думала, ты не хотела меня видеть.
Она посмотрела на руку Женевьевы, коснувшуюся ее ладони, светловолосая женщина печально улыбалась.
— Шинс, я, кхм, не восхищена твоими делами. И те, с кем ты занимаешься своими делами, ужасно пугают меня. Но ты все еще моя лучшая подруга, и это, — добавила она с ухмылкой, — многое говорит обо мне или об этом чертовом городе, который так с тобой поступает.
Виддершинс постаралась тоже улыбнуться.
— Это показывает, как тебе повезло.
Женевьева фыркнула и вернулась к бутылкам. Виддершинс наблюдала за ее работой, разум, словно игривый котенок, баловался с десятком мыслей.
А потом:
— Я рада, что ты здесь, Шинс, — сказала Женевьева через плечо, ловко собирая стеклянные графины, — но не понимаю, зачем.
— А мне нужен повод? — спросила девушка, обратив внимание на насущную проблему.
— Ты думала, что я буду злиться на тебя. Почему ты пришла сегодня, чтобы рискнуть погибнуть от моего гнева?
Виддершинс вздохнула.
— Я снова столкнулась с теми парнями, — глаза Женевьевы расширились, ей не нужно было уточнять, о ком речь. — Все в порядке, — быстро добавила она. — Еще пару дней они точно не смогут вредить. И даже на меня это повесить не смогут.
— А потом продолжат.
— Да, — согласилась девушка. — Наверное, да. И я задумалась о случившемся, о том, что может произойти. И… — она пожала плечами, — вот я здесь. Тебе повезло.
— Угу, — Женевьева ткнула подругу в грудь. — Еще как.
— Это правда! — возмутилась Виддершинс. — И ай.
— Хорошо, это правда. Но это не все. Я — хозяйка таверны, Шинс. Я слышу за неделю больше правды, чем ты за всю жизнь.
— Ох, и кое-что еще…
— Всегда есть «кое-что еще».
— Я хочу, чтобы на следующей неделе ты пошла со мной, — призналась Виддершинс.
Женщина моргнула.
— С тобой? Куда?
— На процессию. Хочу посмотреть, как прибудет архиепископ.
— Шинс…
— Я не буду ничего делать! Честно. Не буду! Я просто хочу увидеть, из-за чего такая суета.
— Ясно. И это никак не связано с гильдией? Покричать хочешь: «Я не трогаю его» — и убежать, как маленькая девочка? Или хочешь посмотреть, кто придет нарядный, чтобы потом их обокрасть?
Виддершинс пробормотала что-то невнятное.
— Ясно, — сказала Жен. — Что мы говорили только что о правде, Шинс?
— Я не прошу тебя делать что-то неправильное или опасное, — настаивала Виддершинс. — Я просто хочу пойти в компании.
— Там будет половина города.
Виддершинс пожала плечами.
— Тебе вдруг стало страшно из-за толпы? Ты управляешь таверной!
— Мои толпы не такие… людные.
— Ты, — Виддершинс встала, — не увильнешь. Ясно ведь, что ты — моя единственная подруга. Я — вор. Я живу в тенях. У меня нет жизни. А ты — дочь аристократа, даже если он не такой и благородный, и у тебя своя популярная таверна. Почему у тебя нет других друзей?
— У меня много друзей! Робин, например!
— Она работает на тебя.
— А как же Джерард?
— Как и Робин. Работники не считаются.
— Эртранд Решар! — заявила Женевьева.
Виддершинс фыркнула.
— Это не друг! Это пьяница, который все лезет тебе под юбку!
— Ладно. Парень всегда сидит там в углу, у него еще плащ из шкуры бобра. С ним всегда забавно говорить.
— Если не знаешь его имя, Жен, не зови другом. Уверена, есть такое правило.
— И чего ты этим добиваешься, помимо срубания моей самооценки, как дерева?
— Я о том, Жен, что ты редко выходишь, а праздник завтра — отличное место для начала.
Веки Женевьевы опустились, глаза стали тонкими полумесяцами.
— Было необходимо указывать, что мне стоит завести друзей, помимо тебя, чтобы убедить меня пойти с тобой на праздник?
Девушка широко улыбнулась.
— Ты верно поняла.
— Виддершинс, ты сошла с ума. Я бы и за весь день не придумала менее логичный аргумент.
— Идеально! Если он не логичный, с ним не поспоришь. Я буду у тебя в полдень.
Дверь хлопнула, и она ушла.
Женевьева изумленно покачала головой. До открытия было много дел. А следующая неделя… Ей не хотелось расстраивать подругу, но ничего не поделать. Она не собиралась на этот глупый парад. Ни за что. Ни при каких обстоятельствах. Нет.
* * *
— Разве не весело? — счастливо кричала Виддершинс. — Я же говорила, что тебе стоит выходить!
Женевьева стиснула зубы и пыталась думать о чем-то другом, а не о Виддершинс без оружия.
Она все еще не была уверена, как это произошло. В один миг она счастливо лежала в кровати, спала после шумной, но принесшей много денег ночи в таверне, не думая о мире, укутавшись от прохлады поздней осени.