Не успела она опомниться, как он подхватил ее под руку и, почти не замедляя шага, молча доставил до порога ее квартиры.
Лестничная клетка, показалось Клаудии, сжалась до неприличных размеров. Она никак не могла отыскать ключи в своей сумочке. Когда же наконец отперла дверь и собралась сказать «до свидания», Филиппо, тесно прижав ее к себе, протиснулся в щель.
— О нет, — жарко шептал он, — только не так!
Она попыталась высвободиться, но он еще крепче прижал ее к себе. Сквозь тонкую ткань своего платья она чувствовала, как бьется его сердце.
— Вы делаете мне больно, — жалобно простонала Клаудия.
— Тогда перестань сопротивляться. Я хочу тебя. И ты меня хочешь!
— Нет!
Его жаркое дыхание обжигало ее.
— Врешь! Ты жаждешь меня, Клаудия! Я весь вечер читал это в твоих глазах.
Он наклонился и с жадностью прильнул к ее губам. Она плотно сжала губы, краешком сознания удивляясь, что он не попытался разжать их силой.
— Не бойся, малышка, я никогда не причиню тебе зла…
— Даже невольно? — с усилием выдохнула Клаудия.
Его объятия ослабли, но не настолько, чтобы она могла выскользнуть.
— Мы из разных миров, Филиппо. И, даже если не захочешь, ты будешь делать мне больно.
— Ты тоже причиняешь мне боль!
— Я?! Ты такой сильный и независимый!
Он застонал:
— Если бы ты знала, каково мне сейчас!
Он снова прижал свои губы к ее губам. На этот раз она не сопротивлялась. Она обвила руками его шею и вся отдалась поцелую. Когда его руки заскользили вдоль ее спины, она не отпрянула, а, напротив, теснее прильнула к нему всем телом. Она вся дрожала, вторя дрожи его тела.
— Клаудия, — в изнеможении прошептал он, опустил ресницы и снова впился в ее губы.
Желание и страх боролись в ней. Страх победил. Она уперлась руками в его грудь и попыталась освободиться, крутя головой, чтобы вырваться из его объятий. Ей казалось, что все ее усилия тщетны. И вдруг — она оказалась на свободе.
— Когда-нибудь ты перестанешь бояться меня, — сказал он осевшим голосом, взял ее руку и поднес к губам. — Ты еще дитя, но когда-нибудь станешь взрослой. Спи сладко, милая, и думай обо мне.
И, прежде чем она пришла в себя, где-то внизу раздались шаги. Она бросилась к окну. Вот он. Но даже не обернулся! Его силуэт растаял во тьме.
Привычными движениями, как марионетка, Клаудия стала сбрасывать с себя одежду. И вдруг увидела свое отражение в зеркале. «Посмотрел бы Филиппо, — она приблизилась и погладила гладкую поверхность стекла, — бедра, грудь… Я прекрасна!» Выдохнув на зеркало легкое облачко, она зарылась в холодную постель. «Что будет дальше? Увидит ли она еще Филиппо? Фи-лип-по… Ах нет, нечего ломать голову. Пусть все идет своим чередом…» И странным образом выплыл перед ней Дэвид Гоулд…
Следующий день прошел в напрасных ожиданиях. В десять Клаудия, удрученная, легла в постель. Но сон не шел. «Не будь ребенком, — твердила она себе, — у мужчины с его размахом есть дела поважнее, чем вздыхать по тебе».
И это пугало больше всего. Она понимала, что, подчиняясь его сильному характеру, она согласится на то место, которое он отведет ей в своей выстроенной в систему жизни. Потому что для нее он стал смыслом существования. Как быстро она поддалась его влиянию! «Я безнадежно влюбилась? Или это все очарование Венеции?» Она пыталась представить его себе в других странах и в другом окружении. Конечно, в Англии, рядом с отцом он выглядел бы экзотично. С другой стороны, с его образованием и манерами он везде был свой человек. Она боялась себе вообразить, как он здесь, за несколько кварталов от нее, спит, раздевшись, в своей постели…
Вторник был еще страшнее понедельника. Клаудия совсем пала духом. Она стала вспоминать коллекцию Розетти, и ей пришло в голову, что пышные оправы многих украшений, несомненно, мастерски выполненные, отвлекают от самих камней. Примером тому изумрудная брошь. Она попыталась набросать более простое обрамление в стиле того времени, потом увлеклась — и прошли часы, прежде чем она осталась довольна результатом.
Синьора Ботелли чуть не сошла с ума, когда увидела наброски:
— Надо показать их графу Розетти! Или нет, лучше ты сделаешь цветные эскизы, и мы положим их здесь, так чтобы могла увидеть синьора Медина. У нее глаза, как у сыча, она их сразу обнаружит — и тогда граф Розетти у нас в руках!
— Не думаю, чтобы граф к кому-то прислушался, — с горькой усмешкой возразила Клаудия. — У него на все свой собственный взгляд!
— Умная женщина найдет способ пробить броню. У каждого мужчины есть свои слабости. А его слабость — Эрика Медина.
Клаудия как ошпаренная вскочила со своего стула, так что он опрокинулся.
— Детонька, уж не влюбилась ли ты в него?
— Что вы там говорите, — промычала она из-под стола, — у меня тут разлетелись бумаги! — Она была рада, что для ее покрасневшего лица имелся уважительный повод. — Во-первых, это совсем не мой тип, а во-вторых, у меня нет никаких шансов, если ему нравятся такие, как синьора Медина!
— У тебя свой шарм, — словно не замечая ее смятения, продолжала синьора Ботелли. — Для многих мужчин, а особенно темпераментных итальянцев, твоя застенчивость, да с надменной грацией как раз и могут быть привлекательны.
Она наклонилась под стол к Клаудии:
— Наши мужчины — это особая статья. Они такие влюбчивые! Будь осторожна, детка, не поддавайся на их лесть!
Клаудия шумно отфыркалась, вылезая из-под стола. Если бы ее хозяйка знала, что уже опоздала со своими предостережениями!
Пятница выдалась самым невыносимо жарким днем на этой бесконечной неделе. Видимо, собиралась гроза. Клаудия мучилась головной болью, и синьора Ботелли настояла на том, чтобы она продлила свой обед на лишний час.
Клаудия прогулялась вдоль Канале Гранде и, проголодавшись, зашла в тратторию. За трапезой она удовлетворенно отметила, что без затруднений понимает беглую речь сидящих вокруг итальянцев. На обратном пути ей вдруг пришло на ум, что она уже давно не думает по-английски. Эта мысль смутила ее, и она напомнила себе, что не собирается до конца жизни обретаться в Италии.
Подходя к салону, Клаудия издали заметила энергично призывающие жесты хозяйки и, подумав, что что-то случилось, бросилась бегом.
— Что такое? — спросила она запыхавшись.
— Поспешите, звонит граф Розетти из Рима.
— Граф Розетти?!
— Да, да, — уже десять минут на проводе! Я сказала, что вы вот-вот подойдете.
Клаудия влетела в магазин, схватила трубку и попыталась унять дыхание, чтобы он не заметил ее состояния. Похоже, маневр удался, потому что первые фразы, которыми они обменялись, звучали до отвращения банально. Но вдруг Филиппо прорвало: