Правозащитник - читать онлайн книгу. Автор: Артур Строгов cтр.№ 89

— Может, я их всегда искал. Зато моя совесть будет спокойна.

— Совесть, — горько усмехнулся Сафронов, — когда ты участвуешь в стольких проектах, то это старое забытое слово почти утрачивает смысл. Совесть можно заглушить, утопить как ярмо в озере; не думать, не вспоминать о ней целыми месяцами; но когда-нибудь это ярмо потащит и нас ко дну.

— Это будет еще не скоро.

— Да, я знаю, все равно. Пока наш министр сидит в кресле, я занимаю этот пост. А потом…

— Нужно уметь принимать будущее. Я давно стал фаталистом, — отвечал Белосельский, — но, довольно философских бесед, вернемся к нашим текущим делам.

Семейное гнездо Орлановых располагалось в двухэтажном особняке, выстроенном в классическом стиле, с выпуклыми эркерами, полукруглыми белоснежными ротондами, почти сказочными башенками, словно предназначенными для астрономов-звездочетов, которые из слуховых окошек наблюдают по ночам звездное небо. Перед центральным входом — красивым белым портиком — разбита зеленая лужайка с беседкой и всеми принадлежностями для пикника «на природе». Был только конец марта 20… года, и снег, хотя и начал таять, все еще продолжал покрывать своей «перистой накидкой» лужайки и потаенные тропинки в небольшом парке, примыкающем к дому через небольшую запертую калитку.

Все это увидел Белосельский, когда подъехал к дому Орлановых со своим внушительным «эскортом». Лиза была рядом с ним, настроенная несколько меланхолично. Она не могла сдержать ревность к Татьяне и просила позволения остаться дома и поработать с волонтерами, но, повинуясь просьбе Алексея, дала свое согласие. Самина тоже пребывала не в особом восторге от поездки, тем более утром поссорилась из-за каких-то пустяков с Дарьей. (Алексею еле удалось примирить двух своих телохранительниц.)

Николай Орланов, несмотря на свою неприязнь, сердечно протянул руку Белосельскому. Лиза вежливо поздоровалась с Татьяной, но по взгляду дочери банкира она поняла, что та предпочла бы не видеть ее у себя дома. Татьяна считала Лизу современной Золушкой, которая ничем не заслужила хрустальный башмачок. Все же она была достаточно воспитанной, чтобы не выдать своих мыслей. Но иногда двум соперницам не нужно слов, что понять для себя, что они соперницы.

К счастью, в доме оказалась дальняя родственница Орлановых, девушка лет шестнадцати, веселая и проказливая; она, не говоря ни слова, задушевно потащила Лизу куда-то за руку. Белосельский одобрительно улыбнулся. Орлановы пригласили Алексея в изысканно обставленную гостиную. Здесь чувствовался настоящий уют семьи — пылающий камин, цветы в вазах, гобелены, картины.

— Я должен извиниться перед Вами, — произнес Николай.

— Не стоит.

— Нет, я действительно от всей души признателен за то, что Вы сделали. В моем сознании не укладывается Ваш поступок. Ведь Вы поступили так, как если бы были… приходились нам родственником. Будьте уверены, что все мои ресурсы в Вашем распоряжении.

— Возможно, Вы можете быть мне полезным. Ведь вы — гений строительного бизнеса. Я как раз ищу хорошего застройщика.

— И речь идет о строительстве домов…

— Именно добротных каменных домов с прочным фундаментом.

— Уверена, что это связано с Вашим фондом… в рамках Вашей миссии, — улыбаясь произнесла Татьяна.

На ней было роскошное атласное платье, которое удивительно мягко подчеркивало ее изящные плечи.

— Все может быть, — рассмеялся Белосельский.

— Скромность не входит в Ваш характер, — предположила Татьяна, — я покину Вас на минуту. Встречу господина Лаганию.

— Я не думал, что Вы с ним поддерживаете отношения, — сказал Белосельский.

— Я не могу забыть о том, что он долго работал с моим отцом… для меня важно то, что он был ему предан… это было золотое время… я Вам говорила.

Она вышла, чтобы встретить нового гостя. Орланов стал вдруг напряженным и плотно сжал губы.

— Вы знаете, что своими действиями Вы только усугубляете ситуацию?

— Почему?

— Аланьевы в ярости, что кто-то перекупил эти пять процентов акций. Вы знаете, что они приезжали еще раз в банк?

— Да, знаю… за ними ведется круглосуточное наблюдение.

— Тогда Вы должны знать, что они опять угрожали моей сестре.

— Этого я не знал… Когда же это было?

— Неважно, но это было… Мне известно, что Вы объявили им войну. Но я боюсь, что сначала они отыграются на моей сестре…

— Этого не случится.

— Алексей Николаевич, я очень привязан к Татьяне. Она никогда не признает, что ей страшно. Она в семье у нас самая мужественная, самая ответственная. Я все-таки…

— Я даю слово, что никаких угроз больше не будет.

— Каким образом?

Белосельский нахмурился.

— Это мое дело, слышите? Не надо в это вмешиваться. Ведь Вы по-прежнему входите в Совет директоров. Вы не обязаны бывать в банке каждый день. Лучше всего Вам пореже там бывать.

— Почему?

— Потому что я буду предпринимать некоторые действия против Аланьевых. Это связано с некоторым риском… Я гарантирую безопасность Вашей сестры.

— Моя сестра заместитель председателя правления. Она ходит в банк каждый день в сопровождении собственного охранника.

— Да, но он стар и немощен.

— Это надежный человек.

— Я предоставлю Татьяне бронированную машину.

— Она не согласится. Это уж слишком.

— Согласится. Сейчас самый трудный момент. Фундамент благополучия Аланьевых вот-вот затрещит, и они будут способны на все что угодно.

В это время вошел господин Лагания вместе с сыном. Татьяна казалась радостной и беззаботной. Лагания-старший довольно вежливо поздоровался с Белосельским и успел ему шепнуть:

— Мне нужно с Вами поговорить.

Белосельский сделал вид, что не слышал.

Татьяна подошла к Белосельскому.

— Я хотела бы показать Вам кое-что.

И она повела нашего героя вверх по винтовой лестнице. В коридорах были установлены точеные античные статуи, которые, казалось, ваял сам Донателло, Канова или Челлини; на стенах развешены картины Ватто, Виже-Лебрен и Фрагонара, воскрешающие образы ангельских девушек в шляпках из страусовых перьев, наряженных в муслиновые, шелковые или ситцевые платья; на отдельных полотнах — античные нимфы, беззаботно плескающиеся в мраморных купальнях, увитые плющом и слушающие игру на арфах Диониса и Орфея; на гобеленах — история любовной идиллии между Филемоном и Бавкидой.

Татьяна привела гостя в особую комнату — она отличалась от остальных тонким изяществом и необычностью декора. Здесь было особое сочетание белых и темных тонов, хитрое переплетение барокко и модерна. Сама мебель — красного дерева с серебряными ножками; шкафы — в стиле Джона Буля; висящие панно отдавали изяществом и навевали мысль о временном обиталище князя или принца. Прямоугольный громадный стол с широким изумрудным «полем» был завален книгами, бумагами, лупами, папками, посеребренными паутиной времени; все наводило на мысль, что когда-то комната служила для бывшего хозяина и спальней, и рабочим кабинетом; но Белосельский словно на мгновение ощутил дуновение одиночества, покинутости кабинета его некогда преданным обитателем; это проявлялось в некоторых мелочах.