– Он всегда находит меня первым.
– Мелли, пойми, времени у нас в обрез. Я чувствую ее в доме повсюду, а не только в задних комнатах. Мы просто обязаны выяснить о ней как можно больше. Но должна предупредить тебя заранее, прежде чем ты вызовешь Вильгельма. Называя его по имени, ты делаешь его сильней.
Несколько мгновений я разглядывала ее профиль – гладкую линию подбородка, длинную шею, упругую, несмотря на возраст, кожу, – затем отвела глаза. Мне хотелось спросить у нее, что ей известно из ее опыта о Вильгельме и что еще она знала, но не хотела мне говорить. Но момент был упущен, желание же сохранить хрупкое перемирие с ней было слишком сильным. В общем, я не стала задавать вопросы, а вместо этого вновь погрузилась в дрёму.
За окном машины стремительно пролетали мили, и вскоре я ощутила нарастающее беспокойство. Моя кожа пошла мурашками, как будто мне в затылок подул ледяной ветер. Я поерзала на сиденье. Мать на секунду покосилась на меня, затем вновь сосредоточила взгляд на дороге. Но когда мы свернули на длинную подъездную дорогу, что вела к Мимоза-Холлу, она повернулась ко мне:
– Ты тоже это чувствуешь?
Я кивнула. У меня как будто камень свалился с души: в кои-то веки мне не нужно ей ничего объяснять и ничего от нее прятать.
– Моя кожа буквально горит, – призналась я.
– Моя тоже.
Я удивленно посмотрела на нее.
– По тебе не скажешь.
Она осторожно объехала край огромной выбоины.
– Это потому, что я живу с этим дольше, чем ты. Моя мать научила меня это прятать.
Ее взгляд был по-прежнему устремлен вперед. Мы покатили к дому, и все это время казалось, будто у меня под кожей ползают полчища муравьев. Остановив машину в том же месте, что и Джек во время нашего первого приезда сюда, мать выключила зажигание. Машины Ребекки нигде не было видно.
– Она здесь, – сказала моя мать, – и она ждет нас.
Я поняла: она имеет в виду вовсе не Ребекку. И тотчас вздрогнула, вспомнив мой предыдущий приезд сюда. Увы, на этот раз не будет никакого алкоголя и никакого Джека в роли спасительного буфера. Мать удивила меня тем, что взяла за руку.
– Вместе мы сильнее, чем она. Помни это.
Я пристально посмотрела на нее:
– Тогда почему ты не осталась? Раньше, когда я была маленькой? Ты постоянно твердишь мне, что ушла не из-за меня. Скажи, ты ушла из-за нее? Потому что не могла ее одолеть, а я была не в состоянии тебе помочь?
Она сжала мою руку:
– Я должна многое тебе рассказать, Мелли, и я расскажу… скоро. Просто мне кажется, что ты еще не готова это выслушать.
Я убрала руку:
– Мама, мне почти сорок. Сколько мне должно быть лет, чтобы ты наконец решилась сказать мне правду?
Ее глаза потемнели.
– Дело не в правде, ее я не боюсь тебе доверить, а в твоем страхе. Ты не можешь бояться того, чего не знаешь.
Несмотря на теплое пальто, по мне пробежала дрожь.
– А теперь ты пугаешь меня. Я даже не уверена, хочу ли я участвовать в этом.
– Ты должна, Мелли. Я здесь, и мы вместе примем вызов. Иначе мы никогда не будем свободны.
Я вновь обратила внимание, какая она бледная и как туго натянута кожа на костях ее черепа. Внезапно я поняла: она выглядит так с того момента, как взяла в руки дневник. Мать взялась за ручку автомобильной двери, чтобы ее открыть. Я положила руку ей на плечо:
– Меня беспокоит еще одна вещь.
Она посмотрела на меня, и я заметила черные круги у нее под глазами.
– Я не оставляла дневник в кухне. Прежде чем лечь спать, я читала его у себя в комнате и положила его в ящик прикроватной тумбочки. Возможно, я потом вынула его, но я так не думаю.
Мать нахмурила брови:
– Почему ты считаешь, что его кто-то вынул?
– Ребекка сказала мне, что ты ни в коем случае не должна брать его в руки. Мол, у нее имеется нехорошее предчувствие, что это может быть опасно для тебя. Я не уверена, что поверила ей. Я не представляла, как ты по собственной воле захочешь прикоснуться к нему снова. Но все равно на всякий случай от тебя спрятала. Так что я никогда бы не принесла его в кухню.
Мать кивнула.
– Злонамеренному призраку дневник нужен для того, чтобы дотянуться до меня и сделать мне больно. Она видела, как автор дневника общалась со мной с его помощью, и увидела для себя возможность. Этот дневник… он что-то вроде портала. Способ общаться с такими, как мы с тобой. Главное, точно знать, что по ту его сторону тебя не подстерегает злой дух. – Она посмотрела на дом. – Пойдем. Посмотрим, есть ли там кто-нибудь.
Я вышла вслед за ней из машины и поднялась по ступенькам на веранду. Не получив ответа, когда я звонила сюда раньше, я не ожидала никого здесь застать. Поэтому была крайне удивлена, услышав по ту сторону двери шаги. А когда та открылась, увидела перед собой пухлую женщину лет семидесяти, седую, с большими голубыми глазами. Тепло поздоровавшись с нами, она представилась: миссис Макгоуэн.
– А вы, должно быть, Мелани и ее мать, – сказала она. – Я получила ваше сообщение о том, что вы едете сюда. Входите, входите. У нас сегодня весь день гости.
– Простите? – не поняла я.
– Здесь была репортер из чарльстонской газеты. Уехала около часа назад. Должно быть, мы с ней были на чердаке, когда вы позвонили и оставили сообщение.
Мы с матерью переглянулись.
– Ее случайно звали не Ребекка Эджертон? – спросила я.
– Такая энергичная блондинка? – уточнила моя мать.
– Да-да, она. Такая милая. Она ваша знакомая?
– В некотором роде. То есть да. Мы вместе работаем над одним проектом. Как вы уже поняли, я Мелани Миддлтон, а это моя мать Джинетт. Я уже была здесь раньше… с Джеком Тренхольмом. Тогда ваш муж показал нам портрет девушки с медальоном, и с тех пор мы пытались определить, кто она такая. Джек говорил, вы нашли на чердаке какую-то информацию, которая может быть нам полезна.
Миссис Макгоуэн приложила руку к груди и похлопала ресницами.
– Ох уж этот Джек! Какой галантный молодой человек. Мы несколько раз говорили с ним по телефону, но я пока не имела счастья познакомиться с ним лично. Он обещал как-нибудь заехать и отведать моего черничного крюшона.
– Да, он это упоминал, – сказала я, переступая вслед за матерью порог дома. Стоило нам шагнуть в фойе, как она схватила мою руку. Я знала: как и я, она тоже почувствовала затылком чье-то ледяное дыхание.
Закрывая за нами дверь, миссис Макгоуэн поежилась.
– Входите, я разожгла в гостиной камин. Кстати, у меня там до сих пор лежат бумаги, которые я показывала Ребекке. Так что нам не придется еще раз подниматься на чердак.