Огненная кровь. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Ляна Зелинская cтр.№ 45

Я бы согрел твои руки… если бы ты позволила…

Альберт наклонился, сжал на мгновенье её пальцы, словно в приветствии…

…и поцелуй получился слишком горячим для простого проявления вежливости.

Ледяная рука дрогнула и выскользнула из его ладони.

— Поздравляю… с помолвкой, Себастьян, — хрипло произнёс Альберт и отступил назад, ощущая ноздрями, как из груди готов вырваться огонь, — и тебя… Иррис Айфур с… прекрасным выбором.

Он сделал ещё два шага назад и встал слева, рядом с Тибором.

Ему показалось или пол дрогнул едва заметно? Или это его качает собственная ярость, отчаянье и злость?

Лучше бы на него сейчас рухнул этот сводчатый потолок…

Лучше бы ему никогда не приезжать в Эддар…

Лучше бы никогда не встречать Иррис Айфур…

Она — невеста Себастьяна!

И мысль эта была невыносимой настолько, что почти парализовала его.

Он стоял, замерев, вытянувшись, как на плацу, оглушённый этой встречей, и смотрел, как движется мимо вереница фигур, мужчины кланяются, а дамы приседают в реверансах, руки целовать позволялось только членам семьи. Альберт смотрел на застывшую фарфоровой статуэткой фигуру Иррис, на её неподвижное лицо, бледное и усталое, и не мог отвести глаз.

Посмотри на меня… Посмотри…

Но она смотрела только перед собой.

А церемония всё шла и шла, и Альберт вдруг вспомнил строчки из её стихотворения:

…И время замерло,

И времени не стало,

И как из раны кровь,

Оно кровоточит…

И внезапно понял весь смысл, заложенный в них. Пытка ожидания.

А чего ему ждать теперь?

Всё раскололось на части.

Он смотрел на эту бессмысленную толпу невидящим взглядом и понимал только, что будь его воля, он бы сжёг тут всё дотла, лишь бы не чувствовать себя вот так, будто с него только что содрали кожу. Но, увы, на холмах, где стоит Большой дворец, нельзя ничего сжечь ещё с тех времён, когда его отец спалил дотла старый замок. Гасьярд позаботился о том, чтобы такого больше не повторилось.

— А она и правда красотка, — прошептал Тибор, толкнув его локтем, — эй, Берт, ты пьян что ли?

— Нет, дядя, я не пьян, — ответил он тихо, — и даже больше. Я, кажется, никогда ещё не был настолько трезвым.

Альберт смотрел сквозь галерею, туда, где над кедрами и оливковыми деревьями виднелся холм с развалинами старого замка. Своими красными закопчёнными стенами он издалека напоминал внезапно окаменевший костёр, где языки пламени стали воздетыми к небу руинами стен. Говорили, что отец сжёг его дотла, когда узнал, что Алиссандра — его первая жена — ему изменила…

И, кажется, впервые в жизни он понял, что именно владело отцом в тот момент, потому что сейчас он стоял и чувствовал, как в нём, рождённая яростью и разочарованием, поднимается волна совершенно необъяснимой силы.

Когда гневается морской бог, он движет подземными горами, и тогда в сердце моря рождается огромная волна. Она встаёт посреди водной глади и бесшумно катится к земле, чудовищная, неумолимая, скрывающая в себе всю ярость его гнева. Она выше любого самого высокого кедра, и сильнее всего, что есть в этом мире, и когда она приходит в бухту, то со страшной силой обрушивается на Эддар, сметая всё на своём пути…

И Альберт видел её однажды, будучи совсем маленьким. Она катилась легко, скользила изумрудным гребнем по водному зеркалу бухты, лёгкая, словно складка сизого шёлка на платье…

Она вскипела у берега каймой белой пены, встав на дыбы, как взбесившийся конь, и ударила грудью в берег. Подняла корабли, словно сухие листья, швырнула их, разбив вдребезги с такой силой, что их мачты находили потом у самого подножия холмов. Смела снасти, пирсы и портовые постройки, превратив бревенчатые здания в щепу, а потом откатилась, обнажив дно до самого мыса, и вернулась, снова ударив с ещё большей яростью… И ещё раз… И ещё…

Именно поэтому Эддар построен на холмах…

Альберт вспомнил это, потому что у него внутри сейчас рождалась именно такая волна. Откуда она взялась, он не знал, но она нарастала в нём, заполняя всё внутри, и ему казалось, что он силой мысли может сейчас залить огнём и Большой дворец, и парк вокруг, и весь город, и даже бухту, если понадобится. И желание сделать это становилось невыносимым…

На галерее остались только родственники.

Гасьярд скрепил руки Себастьяна и Иррис алым шёлком, поднёс к ладоням свечу в золотом подсвечнике, водил ножом, а Альберт смотрел на бледное лицо Иррис и понимал, что если сейчас эта волна, которая родилась в нём, вырвется наружу, то она уничтожит всё вокруг.

А она вырвется. И колдовство дяди Гаса защищающее Большой дворец, её не остановит.

Он ощущал, как ноздри трепещут, ловя идущее из лёгких пламя, как оно жжёт изнутри глазные яблоки, а в кончиках пальцев пульсирует кровь, он моргнул судорожно, но это не помогало, и казалось, что у него сейчас из глаз потекут слёзы, полные огня.

И он убьёт их всех…

— Теперь вы жених и невеста, — произнёс Гасьярд, — Себастьян, можешь поцеловать Иррис.

Альберт не хотел на это смотреть, но не смог себя остановить. Он оторвал взгляд от руин красного замка и перевёл его на Иррис, и именно в этот момент она посмотрела на него.

И столько было в этом взгляде мольбы, отчаянья и страха, что его будто в ледяную воду макнули.

Да что же он делает? Он же и правда убьёт их всех!

Он видел, как рука Себастьяна ложится ей на талию, а другая касается её плеча, как тот наклоняется к её губам, и смотреть на это было невыносимо, и невозможно было оторвать взгляд…

Грозовая гора…

Грозовая гора спит уже почти сто лет. Когда-то она изрыгала камни, пепел и пламя, изливаясь в море огненными потоками лавы и удлиняя линию южного побережья. Когда-то, когда прайд Стрижей был силён, он питал её, и гора взамен щедро делилась своей силой. Но глупые поступки, междоусобицы и распри превратили некогда сильную семью Драго в сборище интриганов и пьяниц, живущих на остатках прошлой силы. Семья Драго давно уже не чтила Уану, и Грозовая гора уснула…

Губы Себастьяна коснулись губ Иррис, и Альберт закрыл глаза, представляя перед собой Грозовую гору, её изрытые застывшими потоками лавы склоны, вершину, спрятанную в шапку облаков, и подножье, где за сто лет крестьяне успели разбить виноградники. Он представил её так ярко, будто сам стоял на краю, чувствуя ветер на своём лице, и, глубоко вдохнув, он мысленно швырнул в её жерло всю свою ярость и боль.

Звук похожий на раскат грома прокатился над дворцом, пол галереи задрожал, и сразу запахло дымом — это упала жаровня, и горячие камни раскатились по ковру, оставляя на нём тёмные подпалины.