Ледяное сердце - читать онлайн книгу. Автор: Ляна Зелинская cтр.№ 41

«Воспитайте её, как человека».

Вспомнились слова отца, обращённые к Настоятельнице на пороге Обители.

— Но я… человек!

— Ты только наполовину человек, помни об этом! — воскликнул он как-то раздосадовано, а потом продолжил уже мягче и со странной грустью в голосе. — Ты хочешь делать микстуры и копать коренья, как настоящая веда, ты хочешь лечить людей и мечтаешь об этом, но ты даже не понимаешь, что ни в одном городе, ни в одном селении среди людей ты никогда не будешь человеком. И до тех пор, пока твой дар будет полезен, люди будут ненавидеть тебя молча и платить серебром за твои микстуры. Но наступит день, любой день — корабль с юга принесёт болезнь или падёт стадо коров, вода уйдёт из колодца или случится неурожай — и твой дом запылает первым. Тебя поймают, обвинят в колдовстве и сожгут. К слову о лицемерии. Ты считаешь себя человеком и защищаешь людей напрасно. Им не нужна твоя защита, равно как и ты сама.

Она набрала воздуха в лёгкие и на выдохе так, чтобы её голос не дрожал, ответила:

— Вы спросили меня, о чём я мечтаю? Так вот — я мечтаю о том, чтобы однажды у меня был свой дом, любой, пусть маленький, пусть даже всего из одной комнаты. Но чтобы он был мой. И чтобы никто не указывал мне, кто я. Вот о чём я на самом деле мечтаю!

Резкий порыв ветра распахнул окно, заставив колебаться пламя свечей и, отбросив портьеру, щедро плеснул водой на пол.

Кайя вздрогнула.

— Вот видишь, что бывает, когда просто говоришь правду, — голос Эйгера зазвучал неожиданно мягко.

Он закрыл створку, и свечи, потанцевав трепетный танец, снова успокоились.

— Айяарры не врут своим. Потому мы ощущаем друг друга, как себя, иногда нам даже не нужно слов, чтобы что-то выразить, мы просто касаемся друг друга через свою связь с Источником. И ощущаем радость или боль, восторг, печаль, любовь, — он подошёл и опёрся на спинку её стула, стоя за спиной. — Поднеси руку к пламени свечи, и ты почувствуешь тепло, вот также мы чувствуем друг друга…

Он наклонился к её уху и произнёс тише:

— …жаль, что я не могу вот так же чувствовать тебя…

От страха и от его внезапной близости сердце у Кайи ушло в пятки. Эйгер отстранился и в этот момент вошла Гарза, сказала Хозяину что-то тихо, он кивнул и вышел за служанкой, бросив на ходу:

— Жду тебя завтра, маленькая веда. В это же время.

— Расскажи о своей матери, — велел Эйгер после сдержанного привествия.

В это утро он был непривычно молчалив. Когда Гарза привела Кайю в обеденный зал, Хозяина ещё не было. Он пришёл немного позже, отодвинул кресло и сел спиной к камину. Кроме приветствия больше ничего не произнёс. Стрелка часов медленно двигалась по кругу, и маятник покачивал девочку на полумесяце, а Кайя едва могла усидеть на месте. Сегодня она очень надеялась на то, что Эйгер, как и в прошлые разы, уйдёт раньше, оставив её одну. Потому что ей нужно было остаться одной. Ненадолго.

Этой ночью во сне она снова бродила по замку. Она снова была полосатой кошкой. И сегодня она даже придумала ей имя — Райда. Райда — это надежда.

Помоги мне выбраться отсюда! Как мне открыть дверь?

Она шла обычным путём, тем самым, каким ходила в обеденный зал, а затем, легко вспрыгнув на подоконник, обошла по карнизу комнату снаружи и забралась в маленькое слуховое окно, оказавшись за боковой дверью обеденного зала, той, в которую обычно уходила Гарза. А дальше по лестнице вниз спустилась на один пролёт и оказалась у развилки: один коридор налево, второй — направо, прямо в стене — ниша с деревянной дверью, внизу — щель, в которую она и пробралась.

В маленькой комнате было темно, но она всё видела прекрасно. На стенах висели ключи. Много ключей. Возможно, от всех дверей в замке…

Но эта дверь заперта? Как мне сюда попасть?

Райда вернулась обратно и вспрыгнула на каменный фриз, украшающий коридор на высоте человеческого плеча — там, в углублении, в камне Гарза и прятала ключ от этой двери.

— Что? — Кайя вздрогнула от его вопроса.

— Расскажи о своей матери.

— Мне нечего рассказать, я совсем её не помню, милорд, — поспешно ответила Кайя.

— Ну отец же тебе что-то о ней рассказывал? — спросил он настойчиво.

— Совсем мало. Только то, что она была доброй, и я на неё похожа. И ещё он очень сильно её любил.

— Ты сильно на неё похожа?

— Да, милорд.

— Ничего удивительного в том, что ты появилась на свет!

Кайя метнула короткий взгляд в его сторону.

Что это значит?

И тут же отвела глаза — как и всегда, тёмная маска, за которой не видно выражения лица, чёрные волосы спадают на плечи, перчатка…

Что за этой маской?

Почему-то сейчас ей впервые подумалось о том, каково оно — его настоящее лицо? Ей бы хотелось его увидеть. Но мысль эта была пугающей.

— Ты удивлена?

— Я не поняла, милорд, что вы хотели этим сказать.

— Я хотел сказать, — терпеливо объяснил он, — что если ты сильно похожа на свою мать, то она, видимо, была очень красива, и мне понятно, почему генерал Альба не смог устоять. И мне даже жаль его… в некотором смысле.

Кайя смутилась и покраснела. Ей нечасто приходилось слышать о том, что она красива. В Обители такое говорить было просто некому. Конечно, это говорил отец, но для отцов все дочери красивы. А комплименты на балу — всего лишь законы вежливости и хорошего тона, комплименты — часть светских ритуалов. Но вот то, как сейчас это произнёс Эйгер, было одновременно и приятно, и пугающе. Слишком прямо и слишком откровенно.

— Из какого прайда она была?

— Я не знаю, милорд. Знаю только, что она была ведой.

— И что с ней случилось?

— Она умерла, когда мне было два с половиной года.

— Как?

— Заболела.

— Заболела? Веда? Интересно, чем же? — она услышала явную насмешку.

— Я не знаю, милорд.

— А твой отец не рассказывал об этом?

— Нет, милорд.

— А ты не спрашивала?

— Нет, милорд.

— И он не рассказывал, как с ней познакомился?

— Сказал, что встретил её в лесу.

— В лесу? Хм, ну где же ещё встретить веду, если не в лесу! А что ещё?

— Больше ничего, милорд.

— Что, совсем ничего?

— Совсем ничего.

— Или тебе было не интересно об этом спрашивать? — он явно начинал злиться.

Не интересно?!

Конечно, ей было интересно! Но каждый раз она видела, как эти воспоминания причиняют отцу нестерпимую боль, и она боялась спрашивать.