А еще кабриолетом в XVIII веке могли называть небольшое легкое кресло с изогнутыми локотниками, ножками и округлой спинкой, а также… женские шляпки особого фасона с полями только спереди, стянутыми с боков лентами. А в XX веке этим словом стали называть кузова легкового автомобиля с откидывающим верхом.
Кроме того, были линейки. Не те линейки, которыми сейчас пользуются школьники на уроках геометрии, а длинные дрожки, на которых сидели боком или верхом (на такой линейке, называемой еще «катками», едут на охоту Левин со своими гостями в той же «Анне Карениной»). Потом к линейкам стали приделывать длинные скамьи по обе стороны и навесы от дождя. Пассажиры в таких линейках сидели спинами друг к другу, зато могли любоваться окрестностями. Вероятно, ездить на линейке было не очень удобно, зато туда могла поместиться сразу большая компания.
А вот ландо — щегольской экипаж, но в нем было всего четыре места. Ландо было разновидностью коляски, его название происходило от немецкого города Ладно.
В поэме «Поездка на маневры» Василий Андреевич Жуковский описывает комическую ситуацию, в которую попала компания, решившая с шиком прибыть на военные маневры:
УЖЕ ШЕСТОГО ПОЛОВИНА,
ШЕСТОГО СОРОК ПЯТЬ МИНУТ:
ПОЭТ ВЗДЫХАЛ, А ДАМЫ ЖДУТ.
ВОТ УЛЫБНУЛАСЯ СУДЬБИНА —
И ТРИ ЛАНДО С КОЛЯСКОЙ ТУТ!
ВСЕ РАДОСТНО ПЕРЕКРЕСТИЛИСЬ;
САДЯТСЯ… СЕЛИ… ЧТО Ж? ПОМЧАЛИСЬ?
НЕТ, С НОВОЙ ВСТРЕТИЛИСЬ БЕДОЙ:
ОДИН ЗАДОРЛИВЫЙ ЛАНДО
ВДРУГ ЗАУПРЯМИЛСЯ РАСКРЫТЬСЯ;
И ЧУТЬ ТРАГИЧЕСКОЙ РАЗВЯЗКИ
В СЕМ ФАРСЕ НЕ УВИДЕЛ СВЕТ:
ЧТОБ ДАМАМ УГОДИТЬ, ПОЭТ
ПОЛЕЗ НЕЛОВКО ИЗ КОЛЯСКИ,
И ТАК СЕБЯ ЗАТОРОПИЛ,
ЧТО ПРИ НЕЛОВКОСТИ ПРОВОРНОЙ
ЕДВА, С ОТВАГОЙ СТИХОТВОРНОЙ,
СЕБЕ ОН ШЕЮ НЕ СЛОМИЛ, —
А ВСЕ ЛАНДО НЕ ОТВОРИЛ!
На чем еще могли кататься модники? На шарабане! Это забавное слово пришло к нам из французского языка. Сhar à bancs — «повозка с деревянными скамьями». Так называли коляску с поперечными сиденьями в несколько рядов. Герои «Анны Карениной» катаются «в новеньком шарабане на крупном вороном рысаке».
Название еще одной разновидности легкой коляски — двухместной с открытым верхом, как бы намекало на то, что ездить в ней рискованно. Ее назвали «фаэтоном», и это слово происходило от имени героя греческих мифов, сына бога солнца Гелиоса, который захотел править колесницей отца, он не удержал коней и разбился. Недаром волнуется герой фельетона русского драматурга Федора Алексеевича Кони (отца прославленного юриста Анатолия Федоровича Кони):
ФАЭТОН У ВАС ЗАБАВНЫЙ!
НО СПОКОЙНА ЛИ ЕЗДА?
А ЧЕТВЕРКИ ТАКОЙ СЛАВНОЙ
НЕ ВСТРЕЧАЛ Я НИКОГДА.
На фаэтон были похожи пролетки — легкие открытые четырехколесные двуместные экипажи. Их название говорит само за себя: оно родилось из очень выразительного глагола «пролетать». Поэт серебряного века Валерий Брюсов пишет в стихотворении «Раннее утро»:
Я ЗНАЮ ЭТОТ СВЕТ, НЕУМОЛИМО ЧЕТКИЙ,
И СЛИШКОМ РЕЗКИЙ СТУК ПРОЛЕТКИ В ТИШИНЕ,
ПРЕД ОКНАМИ КОНТОР ЖЕЛЕЗНЫЕ РЕШЕТКИ,
ПУСТЫННОСТЬ УЛИЦЫ, НЕ ДЫШАЩЕЙ ВО СНЕ.
И хотя нам никогда не доведется кататься в пролетках, мы можем понять чувства поэта, ощущение раннего утра, когда каждый звук разносится далеко и ясно и только подчеркивает тишину еще спящего города. А будет ли это стук колес пролетки о булыжную мостовую или шорох шин по асфальту, в конце концов, не так уж важно.
* * *
Замечательно то, что в названии старинных средств передвижения все звуки слышны четко и невозможно ошибиться в их написании. Разве что по поводу «дормеза» можно засомневаться, но достаточно вспомнить о его происхождении от глагола dormir, который в первом лице единственного числа настоящего времени имеет форму je dors — «я сплю», и вы не ошибетесь в написании этого слова, как не ошибались в нем дворяне XIX века, хорошо знавшие французский язык. Кстати, если проспрягать этот глагол, то найдется и форма dormez — «вы спите». Любезное обещание, не правда ли?
Затруднения могут возникнуть также с «коляской». Кажется, коварный звук «а» в первом слоге никак не удается поставить под ударение: колесо, колесница, все не то! Стоп! Есть же слово «двуколка» — двухколесная повозка. Это название происходит от того же слова «колесо», что и «коляска». Значит, оно является проверочным и может подсказать нам, что в первом слоге слова «коляска» должна стоять буква «о». А если мы захотим углубиться «во тьму веков», то Этимологический словарь русского языка подскажет, что слово «колесо» происходит от общеславянского kolo (в родительном падеже kolese) и означает «круг, круговорот».
Но это мелочи. А вот названия более современных средств передвижения могут вызвать затруднения если не у нас, то у наших детей. Нет, скорее всего, они без труда поймут, что означает то или иное слово. Но как его грамотно написать?
* * *
Помните «человека рассеянного с улицы Басейной» из детской поэмы Корнея Чуковского? Как он спрашивал у вагоновожатого:
ГЛУБОКОУВАЖАЕМЫЙ
ВАГОНОУВАЖАТЫЙ!
ВАГОНОУВАЖАЕМЫЙ
ГЛУБОКОУВАЖАТЫЙ!
ВО ЧТО БЫ ТО НИ СТАЛО
МНЕ НАДО ВЫХОДИТЬ.
НЕЛЬЗЯ ЛИ У ТРАМВАЛА
ВОКЗАЙ ОСТАНОВИТЬ?
Он, конечно, все перепутал. И немудрено: «трамвай» и «вокзал» являются словарными словами, для них в русском языке нет проверочных, и их правописание полагается запоминать. А есть ли другой путь? Есть! Понять, каково происхождение слова. Тогда велика вероятность, что станет ясно и как его писать. Мы уже проделали подобную штуку с «дормезом». Попытаемся еще раз?
Возьмем для начала слово «трамвай». Словарь Ушакова рассказывает нам, что название пришло к нам из английского языка, и происходит от двух слов: «tram» — вагон или вагонетка и «way» — путь. Первые трамвайные линии были построены в 80-х годах XIX века. Возможно, «трамваями» сначала назвали вагонетки в шахтах, которые тоже ездили по рельсам, а позже это слово стало обозначать городской пассажирский транспорт. Теперь вам достаточно вспомнить короткое английское слово, которым обозначали вагонетку, и вы уже никогда не напишете не только «трамвал», но и «транвай».
В словаре Даля слово «трамвай», мы не найдем. А вот слово «вокзал» есть, но найти его не так просто, потому, что Даль пишет его так: «воксалъ» — и поясняет, что это слово происходит из английского языка и означает «сборная палата, зал на гульбище или сходбище, где обычно бывает музыка». И авторы первой половины XIX века использовали его именно в таком контексте. Например, в одном из лицейских стихотворений Пушкина мы можем прочесть: