Дом учителя - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Нестерова cтр.№ 75

– Эта твоя Валя – похабная… У нее вообще… у нее… стеатопигия!

Анна Аркадьевна не знала этого понятия. Она не обязана знать все! Она решила, что термин обозначает что-нибудь вроде болезненно распутного образа жизни. Судьба уберегла, Анна Аркадьевна через некоторое время все-таки посмотрела в словаре. А ведь могла бы вставить термин в разговоре с коллегами или просто умными людьми. Не исключено, что стеатопигию, как и прочие нравственные патологии, можно скорректировать лишь до наступления пубертата.

На самом деле стеатопигия – это повышенное отложение жира на ягодицах. Генетически заложено у женщин некоторых африканских племен, чьи арбузные седалища выдаются под прямым углом к талии. На эту часть их тела, если судить по картинкам, вполне поместится телефонный аппарат или даже портативный компьютер. У Вали ничего подобного не наблюдалось, а Илья Ильич просто не знал, каким еще приличным или условно приличным словом заклеймить Валю. Он брякнул, что на ум пришло, а в результате его жена могла бы ужасно оскандалиться! Когда Анна Аркадьевна напустилась на мужа, он пребывал уже в благодушном настроении, хитрый прищур выдавал его хулиганское сожаление в том, что жене не удалось блеснуть употреблением мудреного термина. Ему смешно, а каково было бы ей! Илья Ильич скорчил добренькую мину завзятого подрывника. Мол, я вам сунул в карман гранату, но ведь мало кто знает, что для взрыва нужно выдернуть чеку. Утешал, оправдывался, говорил, кроме ветеринаров и медиков, вряд ли кто-то в курсе понятия. Оно в ходу в их академической группе. Один из слушателей прямо-таки повернут на данной части женского тела, над ним подтрунивают: у этой женщины никакой стеатопигии, а у этой стеатопигия налицо, впрочем, на ее лицо тебе смотреть не обязательно.

С Андреем Казанцевым Анна Аркадьевна встретилась в кафе. Он пришел раньше, при ее приближении к столику развел руками, секунду смотрел, если и отметил, что она постарела, то умело скрыл, обнял, расцеловал.

– Анечка! Прекрасно выглядишь!

– Спасибо! Ты по-прежнему галантен. Но я тебе не верю! – погрозила пальцем. – Отлично помню, как меня перекосорылило из-за флюса, а ты сказал, что в моем лице появилась загадочная прелестная двойственность.

Андрей легко подхватил тон, который задала Анна Аркадьевна, пустился в воспоминания молодости, не спешил перейти к делу, хотя она предупредила по телефону: у меня к тебе серьезный разговор.

Андрей состарился в меру и благородно: чуть облысел, не растолстел, а расширился, покрылся морщинами, но мужественной красоты они только прибавляли. Единственное, что царапало взгляд, – кустистые брови. Не брежневские, конечно, но заметно курчавые. Длинные волоски, как сорняк среди тех, что нормального размера, были загнуты вверх. Причесывает ли он их, что ли? У Ильи Ильича та же возрастная мутация. Парикмахерша, которой сто лет в обед, которая в очках с линзами толщиной в палец, каждый раз спрашивает Илью Ильича: Брови подравниваем? – Всенепременно! Анна Аркадьевна считает, что парикмахершу держат, потому что к ней хаживают верные старички типа Ильи Ильича. И когда-нибудь она в последнюю минуту жизни рухнет на клиента, воткнув ему ножницы в глаза.

На вопрос о детях Анна Аркадьевна ответила, что у них все в порядке, живут своей наполненной жизнью. Содержимое наполнения большей частью не доступно ей и мужу. Она пригласила Андрея, чтобы рассказать о том, что недавно побывала у его сыновей, познакомилась с женой Игоря и его очаровательными проказливыми внуками Сеней и Веней, они же Чук и Гек. Только в отношении малышей Анна Аркадьевна позволила себе восторженные эпитеты. Далее она излагала ситуацию неэмоционально и сухо, только факты. Не говорила по-свойски, какой замечательный мальчик Игорь, констатировала: судя по всему, из него вырос мужчина больших достоинств, и жену он выбрал, которая эти достоинства ценит и не погубит. Анна Аркадьевна отдает себе отчет, что этот разговор походит на вмешательство ее в дела его, Андрея, семьи, что в принципе недопустимо. Ее мотив, повод и оправдание только их старая дружба.

Андрей слушал не перебивая, кивал, то смотрел прямо на Анну Аркадьевну, то отводил глаза с болезненной гримасой. У него было лицо человека совестливого и честного, который подозревал за собой подлость, но тешился тем, что подозрения не имеют внятных доказательств.

Об этом Андрей и заговорил:

– Какой же я дурак! Что там… скотина! Мы давно не общаемся. Эсэмэску прислать в день рождения, а на Новый год уж и не обязательно. Я не знаю, не могу тебе сказать, когда, почему и за что это случилось. Я на них злился: послали меня? – ну и сами идите на фиг. Как мужик с мужиками. А они мои дети, сыны. Была ситуация. Игорь позвонил. Папа, ты не мог бы дать денег? На что, не говорил. Мне шлея под хвост: Папа понадобился, когда денег не хватает? Аня, я не богач, но зарабатываю прилично в строительной фирме. Я не последнее бы отдал. Я бы отдал последнее, если бы знал, что это на лечение Мишки! Игорь тоже в позу встал: Извини, папа, что побеспокоил. Потом еще была эсэмэска, что родились внуки. Мы тогда в лежку все с тяжелым гриппом, с осложнениями… Аня, у меня ведь другая семья, дочери тринадцать лет. Написал, что поздравляю, куда выслать деньги на пеленки. Ни ответа, ни привета. Аня, я собирался, планировал как-то, в смысле материально, отметиться. Веришь? Нет, не верь! Если бы по-настоящему хотел, то не отсиживался в кустах. Я подонок, сволочь. У-у-у – простонал Андрей.

– Держи себя, пожалуйста, в руках! Я с тобой встретилась вовсе не для того, чтобы разыгрывать сцены в духе романов Достоевского.

– Прости! Давай водки выпьем?

– Разве ты не за рулем?

– На машине, – подтвердил Андрей, – плевать!

– Тогда еще кофе и воды без газа.

Он сосредоточился, нахмурился и стал расспрашивать Анну Аркадьевну о формах его возможного участия.

– Ничего тебе не могу подсказать, – покачала она головой. – Знаю, что Аня с детьми живет на съемной квартире. Игорь что-то придумал с поступлением средств от его айтишных проектов. Но Игорь будет далеко. Их кровеносная система – Интернет – может плохо работать или вовсе отказывать. И тогда швах. Друзья-приятели готовы всячески помогать. Но я не обольщаюсь на этот счет. Не потому, что дети плохие, пообещают и не выполнят, а потому что Ане придется каждый раз просить. Ты знаешь что-нибудь противнее, чем просить, просить и просить? Я, конечно, закоренелая училка, но я не знаю большей свободы, чем порядок жизни – система, режим, график. Особенно когда жизнь не дает тебе вольности, когда ты в ответственности за беспомощных и слабых.

– Я тебя понял, Аня! И вовсе не тупая училка.

– Ага, обыкновенная статуя.

Был ее день рождения. Друзья приготовили сюрприз: длиннющий лист от пола до потолка, склеенный из агитпроповских плакатов. На их оборотах нарисован пьедестал с лесенкой надписей: ум, честь и совесть, обворожительная и привлекательная, высокое напряжение: не подходи – убьет… На пьедестале женская фигура с лицом – увеличенным фото – Анны Аркадьевны. Ей все это показалось лестным, остроумным, невероятно смешным. Она хохотала, требовала показать изнанку, где на плакатах наверняка имелись напыщенные солдаты: Защита Родины – наш долг! мускулистый атлет: Товарищи, на зарядку! или подавальщица с подносом, уставленном деликатесами: Обслужим культурно каждого посетителя!