Воздыхатель Чертовский Умница говорил, что плебейское хамелионство может быть генетически заложено в человеке, а может быть воспитано обществом, если ему, обществу, требуется данный тип личности. И приводил пример. В банк пришла работать руководителем подразделения милая женщина, умница и трудоголик. Она обладала прекрасным чувством юмора, была отзывчива и умела настроить коллектив на вдохновенный труд. Через два года она превратилась в стерву, орущую на сотрудников, обзывающую их по-всякому. Ее сверху гнобили, она гнобила тех, кто под ней. В банке очень-очень хорошо платили. Анна Аркадьевна сказала, что робость перед начальством – естественное человеческое качество, если оно, конечно, не выходит за рамки, в стремление лизать генеральские сапоги. В то же время унижение подчиненных и презрение к простым людям есть качество мерзкое и отвратительное. Нечего ссылаться на исторические обстоятельства, его, Чертовского Умницы, социального психолога, пример нетипичен и вряд ли подтвержден серьезной статистикой. Воздыхатель горько ухмыльнулся: «Пример наитипичнейший. Я говорил о своей сестре».
Наконец, стали пить чай, и Анне Аркадьевне терпеть это застолье оставалось недолго. Она подсчитывала минуты, когда вдруг выступила мать Анжелы.
– Так! – хлопнула по столу Бабариха и повернулась с Юре. – Я не поняла! Когда свадьба-то?
Голос у нее был визгливо-начальственный, как у дамы, привыкшей вести собрания-заседания и призывать аудиторию к порядку, затыкать буянов.
– Чья свадьба? – глупо переспросил Юра.
– Твоя и Анжелы.
– А! – усмехнулся он. – Мы еще не думали.
Каптенармус заговорил о том, что свадьбу можно сыграть в столовой их санатория, на кухне все свои, полтораста человек вмещается, на окна цветные шарики повесить…
– Заткнись! – рявкнула его жена и снова повернулась к Юре. Когда она вертела корпусом, жар-птица из блесток на ее груди переливалась, точно оживала и хотела взлететь. – Ты с Анжелой живешь! А если она на сносях?
– На ком? – опять нахально переспросил Юра.
– Веди себя прилично! – не выдержала Анна Аркадьевна.
Он кивнул и обратился к Анжеле:
– Ты беременная?
Девушка помотала головой. Она вмиг подурнела: сморщилась, покраснела, хлопала кукольными ресницами, сдерживала слезы. Татьяна Петровна испуганно ссутулилась, точно над ее головой летучие мыши закружили.
Бабариха осыпала Юру проклятиями:
– Ах, ты сволочь! Подлец! Надругался над девкой…
– Ведите себя прилично! – перебил Юра, зыркнув на Анну Аркадьевну, точно вернул ей упрек. Мол, тут не перед кем в культуре поведения упражняться. С Юры слетела маска юного нахала и теперь он злился. – Никто ни над кем не надругивался! Что вы орете? Что вы лезете в наши дела? Мы сами разберемся!
– Я вижу, как ты разбираешься! Попользовался и теперь в кусты!
– Галя! Галя! – не понимал происходящего захмелевший Каптенармус. – Они что? Не женятся?
У Анжелы потекли по щекам слезы, она ладошками размазывала черные потеки, выглядела жалко, трогательно и кошмарно.
«Чурбан! Хоть обними девушку, приголубь!» – мысленно заклинала Анна Аркадьевна.
Но Юра немых посланий не воспринимал, препирался с неслучившейся тещей, отбивал словесные удары, видел только противника. Ему нужно победить, ему всегда нужно побеждать, любой ценой, остальное и остальные его не волнуют.
Бабариха переключилась на дочь и тоже не дрогнула от жалости к девочке, не утешила, не обняла.
Поносила:
– Я тебе говорила? Говорила? Что ты в нем нашла? Голь перекатная, нищета! Бессовестный! Он тебя использовал! Как подстилку!
Анжела зашлась в громких безудержных рыданиях. Татьяна Петровна подскочила к ней, прижала к себе, гладила по голове и плечам:
– Деточка, не плачь, миленькая! Успокойся, касатонька!
– Мне кажется, – поднялась Анна Аркадьевна и прямо посмотрела на Галю-Бабариху, – вам сейчас лучше уйти!
– Сами знаем! Указывать тут еще всякие будут!
Она, захлебываясь от гнева, обвела взглядом стол, и Анне Аркадьевне, показалось, что женщина сейчас начнет громить: смахивать со стола посуду и два торта, испеченные Татьяной Петровной, почти не тронутые запустит Юре в лицо.
Галя-Бабариха шумно, сквозь зубы выдохнула, оттолкнула Татьяну Петровну, схватила дочь за руку и потащила на выход, по дороге отдав мужу короткий приказ:
– За мной!
Это было карикатурно по-военному, и в другой ситуации Анна Аркадьевна рассмеялась бы. Она вдруг представила, что так и не сумевшая взлететь жар-птица лопнула от натуги, паетки осыпались с груди злой бабы, и теперь дорожка до калитки усыпана крохотными блесками. Как напоминание о чьих-то разбитых надеждах.
Несколько минут после ухода гостей было тихо. Татьяна Петровна стояла у стены, зажав рот ладошками. Юра сидел, откинувшись на спинку стула, кусая губы, нервно тряся то левой, то правой коленкой. Анна Аркадьевна, скрестив руки на груди, ждала, когда он на нее посмотрит.
– Я не прав, да? – с вызовом спросил Юра, подняв голову. – Но это моя жизнь! И у меня свои планы!
– Если ты имеешь в виду свои отношения с Анжелой, то это действительно ваши отношения. Двоих, а не четверых, пятерых, с мамами и папой включительно. Но только что твоя девушка была подвергнута чудовищному унижению. Лишь за то, что она любит тебя. А ты сидишь здесь и лелеешь свои планы.
– Да, Юрчик, – поддержала Татьяна Петровна, – не по-людски как-то получилось.
– И что я должен делать?
Татьяна Петровна, которой девушка активно не нравилась, стала убеждать сына догнать Анжелу, успокоить, извиниться. Не по-людски, не по-людски, – повторяла она.
– Когда твоя мама говорит «не по-людски», чаще всего это обозначает «бесчеловечно», – сказала Анна Аркадьевна.
Юра встал и побрел на выход, подневольно, как под дулом пистолетов.
Анне Аркадьевне хотелось уйти к себе, нанести на лицо остатки крема, завалиться на постель, дочитать Гончарова. Однако Татьяну Петровну сейчас оставить было бы не по-людски. Анна Аркадьевна предложила вместе помыть посуду, которой была гора: со стола и кастрюли-плошки, в которых готовили, помыть не успели.
Татьяна Петровна мыла посуду в раковине, передавала Анне Аркадьевне, которая вытирала полотенцем, спрашивала, на какие полки ставить. Логичнее было бы поменяться местами, чтобы Анна Аркадьевна мыла, ведь хозяйка знает, где что покоится. Но Татьяна Петровна не могла к грязной работе допустить гостью, а самой легкой заняться.
– Вы уж очень не расстраивайтесь, – говорила Анна Аркадьевна. – Свадьбы не будет или она отложена на неопределенное время. Вы ведь не видели в Анжеле хорошей невестки.
– Грешна, не видела!