Царство льда - читать онлайн книгу. Автор: Хэмптон Сайдз cтр.№ 76

Совместными усилиями моржа притащили в лагерь. Это был молодой самец весом полторы тысячи фунтов. Делонг обрадовался этой удаче. «После разделки вырезки, филе, сердца, печени, мозга и ластов хватит нам как минимум на три трапезы, – написал он. – Вдоволь достанется и собакам». Когда моряки разделали моржа, у него в желудке обнаружились креветки, анемоны, морские огурцы и корюшка. В дело пошла вся туша. Шкуру разрезали на куски, чтобы обновить подошвы, жир переплавили в ворвань для смазки и розжига печей, костями укрепили побитые сани, а бивни отдали в качестве трофеев двум стрелкам, Коллинзу и Эмблеру, которые впоследствии использовали их в качестве ледорубов. Делонг счел получившееся жаркое «превосходным», хотя и «не таким вкусным, как тюленье, поскольку мясо было более жестким и не таким сладким». Ньюкомбу вареная шкура показалась «похожей на свиную голяшку – с уксусом она была бы весьма хороша».

Через четыре дня их запасы снова пополнились. 24 июля моряки заметили молодого белого медведя, мех которого перепачкался и стал коричневым от постоянных вылазок на землю. Алексей и Анегин некоторое время преследовали зверя и сделали издалека два выстрела, но не попали. Через несколько часов медведя увидел Карл Гёртц. Зверь бродил в пятистах ярдах от лагеря, очевидно чуя запах томящегося на огне моржа. «Гёртц незаметно подобрался к нему на расстояние около сотни ярдов, – написал Делонг, – и метко выпустил две пули».

Блюда из медвежатины превзошли даже недавние лакомства. Используя пустые жестянки из-под пеммикана, матросы приготовили стейки и ребра. Затем, по свидетельству Мелвилла, они «зажарили лапы и сделали жаркое из боков, используя его жир в качестве топлива». Два дня спустя туши как не бывало. За несколько трапез они расправились с пятисотфунтовым полярным медведем.

Можно без преувеличения сказать, что свежее мясо оказало целительное воздействие на моряков. В лагере снова стал раздаваться смех. Вернулось любопытство. Пополнился запас жизненных сил. Все, включая Чиппа, покинули список больных. По дороге к острову моряки по новой затянули удалые песни.

На несколько дней земля исчезла в густом, тяжелом от влаги тумане. Животных становилось все больше, что можно было считать верным признаком приближения к острову, но моряки не знали наверняка, сколько еще осталось до его берегов. Однажды, пока сам остров оставался скрытым за белой пеленой, облака над лагерем расступились и Делонг смог точно определить их местоположение. Результаты измерений оказались так удивительно хороши, что, собирая инструменты, капитан велел Мелвиллу незамедлительно сообщить их всей команде.

«Ребята! – громким басом провозгласил механик. – Капитан говорит, за последнюю неделю мы прошли 21 милю – и течение теперь нам благоприятствует». Лед больше не смещался на север быстрее, чем они спускались на юг, тем самым нейтрализуя все их усилия. Они наконец-то двигались вперед.

Моряки радостно закричали и, по свидетельству Мелвилла, с «новым рвением» взялись за работу, нащупывая путь в густом тумане.

Именно в эти радостные, но полные сомнений дни доктор Эмблер заметил живую бабочку, которая порхала среди льдов. Она была такой прекрасной и такой неуместной в этих краях, что моряки лишь улыбались, пораженно наблюдая за ее полетом. Бабочка! Они уже больше двух лет не видели этих хрупких созданий. По словам Делонга, она явно не могла быть «завсегдатаем» льдов и, «скорее всего, прилетела сюда с земли» – с земли, которая уже была совсем близко и давала достаточно тепла и стабильности, чтобы поддерживать столь невероятную на севере жизнь.

Переживая душевный подъем, моряки пошли дальше.

По дороге к острову один из моряков вернулся в список больных. Им стал Даненхауэр – его сифилитическая слепота становилась все хуже. Доктору Эмблеру приходилось уделять ему все больше и больше внимания. Глаз Даненхауэра, по свидетельству врача, «опух, воспалился и покраснел». Эмблер считал, что Даненхауэру снова может понадобиться операция, но большинство необходимых для процедуры инструментов пошли на дно вместе с кораблем. Доктору оставалось лишь обрабатывать граз хинином, делать противовоспалительные компрессы и время от времени продувать проблемную область. Но ситуация не улучшалась.

Еще хуже состояние Даненхауэра делало его категорическое нежелание признавать наличие проблемы. Он утверждал, что видит прекрасно – и, судя по всему, сам в это верил. Однако во время марша он постоянно проваливался в ямы и натыкался на мельчайшие препятствия. На его больной глаз была наложена повязка, а здоровый прикрывали снежные очки; вызванные сифилисом нервные тики пагубно сказывались на его способности поддерживать равновесие – по словам Эмблера, штурман стал настоящей «обузой». Однако гордость Даненхауэра и его желание не подводить товарищей не позволяли ему этого признать. Он настаивал, что может тащить поклажу наравне с остальными, – и вообще считал себя едва ли не самым сильным на льду.

После нескольких дней споров между Эмблером и Даненхауэром Делонг решил вмешаться. Он вызвал штурмана в штабную палатку. «Вы ничего не видите, – сказал Делонг. – Это очевидно по тому, как вы спотыкаетесь».

Даненхауэр запротестовал. Напротив, сказал он, он был здоров и полон сил и видел не хуже любого другого.

Делонг перебил его: «Даненхауэр, вы нас задерживаете! Вы мешаете в любом деле, где пытаетесь оказать свою помощь».

«Но что же мне делать?» – спросил штурман.

«Я отказываюсь давать вам работу, пока доктор Эмблер не вычеркнет ваше имя из списка больных. А пока займите место в больничных санях».

Когда Даненхауэр попытался объясниться, Делонг снова его оборвал: «Вы отстранены».

Даненхауэр вышел из палатки подавленным. Он снова показался доктору Эмблеру и занял место в больничных санях, в которых его потащили за собой, как многие фунты пеммикана. Эмблер глядел на Даненхауэра с презрением. Он помнил, что в Вашингтоне решительно советовал Делонгу не брать Даненхауэра в экспедицию, и надеялся, что этот сифилитик теперь страдал от «угрызений совести» за то, что отправился в Арктику, прекрасно зная, что «он болен и может выйти из строя». До жути упрямый, Даненхауэр «скрывал это до последнего».

Теперь болезнь Даненхауэра угрожала не только ему самому, но и другим морякам. Эмблер писал: «Сомневаюсь, что хоть кому-то раньше приходилось мучиться… с таким пациентом». Но вскоре Эмблера поглотили другие мысли. Он вспомнил, что настал день рождения его невесты, оставшейся в Вирджинии, и написал в своем дневнике: «Маленькой леди… уже двадцать один год. Мы прекрасно провели этот день 3 года назад». Сидя в одиночестве за ужином, Эмблер «выпил за ее здоровье лучшего из доступных мне напитка – чая из жестяной кружки».