Двойной Нельсон - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Шприц cтр.№ 29

— Инструкции по производству динамита. Хотите знать, как делают динамит?

— Я знаю, — коротко ответил Азеф. И все?

— И все.

Азеф налил в два бокала портвейна, жестом пригласил Вершинина присоединиться. Выпили. Портвейн оказался хорош.

— Я бы хотел взглянуть на бумаги. После короткой паузы Азеф закурил тоже. — Любопытства ради.

— Все бумаги я отдал полиции.

Азеф задумался, потом в знак согласия наклонил свою бычью голову на короткой шее:

— Правильно. Пусть учатся делать сами. Андрей Яковлевич, вы мне очень нравитесь. Я читал статью — вы так хорошо пишете, такое легкое перо. Завидую! Так мало одаренных людей! Я эсер. Нашей партии нужны вы и ваш талант. Не согласились бы вы периодически писать для нас?

«Черт!» — подумал Вершинин и даже стиснул зубы, чтобы не выкрикнуть незамедлительное:

«Да! Очень хочу!» Отсчитал про себя до десяти и только после этого открыл рот и произнес как можно равнодушнее:

— Революционные идеалы мне весьма близки. В гимназии я, знаете ли, входил в революционный кружок. Потом, правда, отошел от практической работы...

— Я знаю, — мягко остановил его Азеф. Мы с вами деловые люди. — Он достал из внутреннего кармана конверт и протянул его Вершинину Это аванс. Приятный вечер, не правда ли?

— Очень приятный! — искренне ответил несколько ошеломленный автор, но размеры аванса сейчас уточнять не стал, хотя судорожно хотелось залезть в конверт. — Евгений Филиппович! Давайте за знакомство, а?

— Отчего же нет? — поддержал его Азеф, и они подошли к столику к закусками.

По такому поводу решили выпить чего-либо покрепче. Шесть сортов домашней водки со льда являли собой приятное разнообразие. Азеф выбрал настоянную на березовых почках как более полезную для сердца, а Вершинин налил полынной горькой. Опрокинули в горло по большой рюмке и тут же закусили маринованной невской миногой с лимоном.

Действительно, от сердца отлегло.

— Давайте по второй? — Вершинин осмелел и немного размяк.

— Давайте, — просто согласился Азеф.

«Хороший человек!» — подумало золотое перо. На сей раз водками обменялись и одобрили выбор друг друга. Закусили маленькими волованами с начинкой из раковых шеек пополам с икрой. Волованы просто таяли во рту.

— Я вынужден уйти. Дела! — коротко попрощался Азеф, направился к двери и по пути взмахом руки указал в угол: — А вам, чтобы не было скучно, представляю Дору Марковну.

Вершинин поворотил голову в поисках невидимой дамы и застыл от удивления: в самом дальнем углу комнаты в кресле чернело нечто непонятное. Внезапно это непонятное убрало от лица веер из черных страусиных перьев и оказалось молодой женщиной с большими печальными глазами в половину бледного лица.

Все это время она незримо присутствовала здесь! А он вел себя как дешевый репортеришка! Она слышала все их разговоры про бумаги, видела, как он торопливо сунул деньги в карман. Господи, ну что же он за дурак такой?!

Женщина встала и медленно подошла к стоявшему истуканом Вершинину, протянула к нему узкой кости белокожую кисть.

Вершинин опомнился и припал к руке губами. От женщины пахло мускусными восточными духами.

— Зовите меня просто Дора.

Тихий мелодичный голос отозвался в помраченной голове Вершинина пасхальными колокольчиками счастья.

— Хотите водки? — спросил он совершенно автоматически и тут же ошалел от своей непроходимой тупости. — Извините! Я дурак! Даме — водку!

— Отчего же? — просто сказала Дора. — Я химик, значит, водку употребляю. Налейте.

После чего стало однозначно ясно: он влюбился!

* * *

Чудо спасло Евграфия Петровича от неминуемой погибели во славу зубатовского эксперимента: в самый разгар побоища отворилась дверь и на пороге возникла стройная и рослая фигура священника в черном облачении.

Не более секунды святой отец вникал в суть происходящего. А диспозиция была нижеследующей: Медянников лежал на полу навзничь, на его ручищах и ножищах сидело по два, а то и более невзрачных мужичонки, а самый крупный и задиристый оседлал Евграфия Петровича сверху, вцепился ему в волосья и довольно-таки успешно старался придать лицу жертвы плоское выражение, втискивая все неровности оного в виде носа и скул в поверхность пола.

Вокруг этой живой, но грозящей смертью картины бегал бородатенький сторонник передела собственности и заламывал руки в тщетной надежде словами смирить насилие и перековать мечи на орала.

— Товарищи! Товарищи! — без удержу кричал он одно и то же.

Но товарищи его не слышали, а гнули свое, причем успешно. Жить Евграфию Петровичу оставалось секунд десять, если не менее. Поэтому священник вручил себя небесам, и небезосновательно: по воле Отца нашего одним ударом в чресла батюшка, подобно Давиду, сокрушил Голиафа, терзавшего жертву, а потом тремя-четырьмя простенькими оплеухами согнал душегубов с поверженного тела и чудесным образом вернул Медянникова к жизни.

Молитвенную тишину нарушало лишь сопение фабричных и Евграфия Петровича, ощупывавшего руки и ноги. Все было цело.

— Что же вы, дети мои?! — вопросил поп, он же пастырь овец православных, но ответа не получил. Все бараны стыдливо прятали глаза.

Богатырь-священник подал руку поверженному и помог ему встать.

— Цел, сын мой? — заботливо вопросил он, на что Медянников перекрестился двуперстно, молчаливо явив свое старообрядчество. Поп сразу оценил деликатность спасенного и более не докучал ему пастырством.

— Как же так, Петр Мартынович? — укорил он сторонника передачи средств собственности. — Ты же обещал мне, что все будет тихо-мирно! А что, если бы пришла полиция? Каково мне было бы страдать за ваши безобразия?

— Бог терпел и нам велел, — проявил миролюбивую инициативу побитый Медянников,— Я сам виноват. Возбудил мирян словом, они и не выдержали. Простите меня, братцы, грешного! — и поклонился в пояс обидчикам, на всякий случай запоминая самого драчливого, того, что терзал его шевелюру. При встрече отольются ему все его каверзы!

— И ты нас прости, путиловский! — хмуро ответил за всех знаток французского регламента.

— Вот и хорошо! — Батюшка был рад согласию. — Благословенны будут мирящие, ибо первыми войдут они в Царство небесное!

— Аминь... — нестройно отозвались фабричные.

— Ты кто будешь? — спросил миротворец у новоспасенного.

— Евграфом меня кличут. Петров сын.

— А я отец Георгий Гапон. Подобрав рясу, отец Георгий уселся за стол. — Чайку бы налили, бараны бодливые!

Бараны расцвели улыбками — видно было по всему, что за батюшку они в огонь и в воду.

* * *

Зинаида Гиппиус была великолепна. Вначале она рассмешила всех, прочитав Бальмонта точно так, как прочитал бы сам Бальмонт, с надрывом и распевом: