Мегги улыбается, и впервые за день я вижу ее радостное лицо. Она подхватывает меня на руки, как будто всего плохого, что она мне сделала, просто не было, поэтому я тоже притворяюсь, что ничего не было, и обнимаю ее за шею. Она так приятно пахнет! Когда я вырасту, я тоже буду душиться номером пять, мне даже не интересно, как пахнут другие номера. У Мегги радостное лицо, и я делаю вид, что других лиц у нее просто нет.
– Я знала, что у тебя получится, малышка, – говорит она и смотрит на Джона, хотя обращается ко мне.
Я стреляю еще раз, и теперь Джон фотографирует меня на свой полароид. Правда, мне не удается посмотреть, как я выгляжу с пистолетом, потому что Мегги выхватывает снимок из его руки раньше, чем там появляется картинка, и сжигает его дотла зажигалкой Джона.
– Идиот, – говорит она, и он смотрит на свои ботинки, как будто видит там что-то интересное.
Я попадаю по банкам еще десять раз, и когда Мегги решает, что для первого дня я выучила достаточно, Джон отвозит нас домой. Мегги сидит не рядом с ним, а со мной на заднем сиденье. Она держит меня за руку и улыбается, и я радуюсь, что она снова меня любит. Когда мы возвращаемся в лавку, Мегги показывает мне, где хранится пистолет, и говорит, что я ни в коем случае не должна к нему прикасаться, пока она сама не велит. Она говорит, что я уже большая девочка, и что нам пора придумать пароль, и пароль будет «молись». Мне это кажется смешным, потому что мы никогда не молимся, но она сердится, что я хихикаю. Я вижу, что у нее очень серьезное лицо, и замолкаю. За то, что я была хорошей девочкой, она дарит мне самый лучший подарок на свете – костюм Чудо-женщины – и разрешает не снимать его целый день.
Вечером, когда лавка уже закрыта, мы втроем сидим на кровати у Джона и Мегги, смотрим «Кегни и Лейси» и едим тосты с сыром. Мне нравится этот сериал, это моя любимая телепередача. Обе женщины такие красивые и умные, и они стреляют из пистолетов. Я представляю себе, что мы с Мегги – Кегни и Лейси и что мы преследуем плохих людей.
Когда фильм заканчивается, Мегги выключает телевизор пультом и смотрит на меня.
– Если я вдруг сейчас скажу «молись», что ты сделаешь, малышка?
Я думаю изо всех сил, потому что знаю, что должна ответить правильно. Я чувствую, что это очень важно.
– Я побегу и быстро-быстро достану пистолет из тайника, – отвечаю я, и она кивает.
– А потом что ты будешь делать?
– Выстрелю.
– Выстрелишь, а потом?
– Выстрелю и буду стрелять, пока все не перестанут двигаться.
– Умничка, совершенно правильно.
Сорок четыре
Лондон, 2017
Я замечаю что-то краешком глаза, когда делаю очередной глоток шампанского.
Вспышка. На этот раз я уверена, что мне не показалось.
Сколько я себя помню, я всегда ненавидела, когда меня фотографируют. Не знаю почему. Я даже не захотела звать фотографа на свадьбу, да и Бен не настаивал. От нашего праздника осталась только одна-единственная фотография, которую сделал прохожий возле загса. В некоторых странах есть поверье, что когда человека фотографируют, он теряет часть своей души. Мои страхи так далеко не идут, но я волнуюсь, что фотоаппарат может уловить во мне что-нибудь, что я сама хотела бы скрыть.
Я пытаюсь сосредоточиться на разговоре, в котором вроде как участвую, и снова замечаю вспышку смартфона. Если у меня и были какие-то сомнения, то сейчас, когда я вижу человека со смартфоном в руке, они превращаются в уверенность. На меня смотрит Дженнифер Джонс, и у нее хватает наглости улыбаться. Я не знаю, как поступить, и дико озираюсь по сторонам, думая, не позвать ли кого-нибудь на помощь.
Ее, как и Алисии, тут быть не должно.
Я не просто презираю Дженнифер Джонс. Я ненавижу ее и таких, как она, тех, кто вываливает все мои секреты на публику, один за другим, и строит башню из правды, которую я хотела бы скрыть. Мои секреты принадлежат только мне, я не хочу, чтобы кто-то ими разбрасывался. Я снова смотрю по сторонам, а потом, то ли из-за всего, что происходит у меня в личной жизни, то ли потому, что сегодня выпила гораздо больше алкоголя, чем следовало, решаю разобраться сама и иду через двор.
– Как вы посмели сюда явиться? – говорю я с ненавистью.
Она смеется мне в лицо:
– Я просто делаю свою работу. Если ищете, кого обвинить, вините женщину, которая подсказала мне, где вас искать. Вас подставила ваша знакомая. Это самый легкий заработок в моей жизни!
Ее слова приводят меня в ярость.
– Кто?
– А что я получу взамен?
– Взамен я не разобью бокал о твою физиономию, – отвечаю я.
На какую-то секунду мне кажется, что я правда так и сделаю, но Дженнифер совсем не выглядит испуганной. Напротив, вся эта сцена, кажется, ее забавляет.
– Мне кажется, я ее здесь сегодня видела, – говорит она, глядя поверх моего плеча.
Ее.
– Кого? – я обвожу взглядом двор, ожидая увидеть в нашем поле зрения Алисию.
– Она не захотела представиться. Она чем-то похожа на вас и даже одета, как вы. Такая же стрижка, плащ, темные очки, красная помада. Немного старше вас. Кто-нибудь приходит в голову?
Она описывает сталкершу. Это доказывает, что все, что со мной случилось, взаимосвязано. Женщина, притворявшаяся мной, действительно крутила роман с моим мужем. Это ее помаду я нашла под кроватью, и это она, чтобы меня подставить, посылала мейлы с моего ноутбука, подписываясь «Мегги».
– Разумеется, журналисту недостаточно одного источника, и мне требовались фотографии, но, к счастью, Джек был рад мне помочь. Он снял несколько селфи с вами в вашей гримерной и отправил мне.
Я не верю своим ушам.
– Вы хорошо себя чувствуете? – спрашивает она. – Вы так побледнели! Только не говорите, что вас сейчас стошнит: это погубит всю видеозапись…
Я смотрю на нее и замечаю все еще направленный на меня телефон.
– Вы это снимаете? – спрашиваю я.
– Боюсь, что да, дорогая. На «Ти-Би-Эн» опять сокращения. Чтобы сегодня выжить в нашем бизнесе, приходится пахать. Ничего личного.
Это личное.
Я вырываю телефон из ее руки, похожей на когтистую лапу хищной птицы, швыряю его на каменный пол и растаптываю экран каблуком своей красной туфли. Вокруг нас уже собралась толпа, в том числе режиссер, который успел вызвать охрану.
– Думаю, сегодня вы все-таки не сделаете обо мне материал, – говорю я ей вслед, когда охрана ведет ее к выходу.
Она поворачивается ко мне через плечо, все еще улыбаясь:
– О, я сегодня уже успела сделать о вас материал. Мне посоветовали съездить к вашему дому, и я все сняла. Пойдет в эфир где-то через час. Я бы сказала, что это будет главная сенсация за этот месяц, но я могу быть необъективной. В любом случае, история убийственная. – И она исчезает среди толпы лиц, глядящих в моем направлении.