– Одно могу сказать, – заговорил Дрюн более мягким голосом, – мне ясно, что тебе… жаль.
– Ясно.
– Что же ты всё-таки утратила, Леа?
– Способность любить.
– Нет, не только.
– Ещё я выздоровела. Против этого ты, надеюсь, не возражаешь?
– Как можно возражать против такого?
– Кто тебя знает.
– Разумеется, я не возражаю. – Ветер трепал короткие чёрные кудри Дрюна.
– Однако?..
– Нет ли чего-нибудь, чему научил тебя твой недуг?
Леандра нахмурилась. Об этом она ещё не думала.
– Наверное, научил примечать то, с чем следует бороться. Может статься, будь я здорова, несправедливость мироустройства волновала бы меня куда меньше.
– Ты не такая, как другие, стоящие у власти. Ты отличаешься даже от своих родителей. Я предан тебе в силу того, что тебя мало заботят условности.
– И здесь ничего не изменится только потому, что я излечилась.
– Рад слышать.
– Дрюн, хватит ходить вокруг да около. Выкладывай всё начистоту.
– Я кое-что узнал, но хотел бы рассказать тебе это, минуя антилюбовное заклятие, наложенное на твой разум, – он приподнял завернутый в тряпку предмет.
– Что это?
– Ты не могла бы снять заклятие?
– Поблизости нет ни единого чарослова, пишущего на нуминусе. Сама же я не умею.
– А как насчёт того, чтобы сломать его? Твоя способность к какографии усилилась.
– Тогда я утрачу заклятие навсегда.
– То есть ты его не снимешь?
– Да зачем это тебе?
– Это касается… Касается Холокаи.
– Послушай, я не желаю, чтобы вы оба сейчас вцепились друг другу в глотки, – она умолкла, видя, как посуровело его лицо. – Так что это?
– Это не «что-то». Хотел бы я, чтобы оно было просто «чем-то». Мне нужно тебе рассказать, но… я просто не хочу одерживать верх подобным образом.
– Одерживать верх?
– Завоёвывать твоё уважение.
– Я и так тебя уважаю.
– Но Кая ты ценишь выше.
Леандра пристально взглянула в лицо бога, у его рта залегли резкие складки.
– Дрюн, что случилось?
Он молча смотрел на неё в ответ. Юноша, ставший победителем на арене. Потом склонился к ней, глаза нервно забегали, и всё вдруг изменилось. На мгновенье за завесой божественной совокупности Леандра увидела молодого мужчину, борющегося с нравственными проблемами, о которых он прежде не имел представления.
Дрюн взял её за руку. Информационный поток захлестнул мозг Леандры. Перед ней стоял уже не юный бог, а изысканная живая эпическая поэма. Настоящий шедевр.
Но ещё больше потрясло её то, что всего несколькими случайными фразами она могла сломать фабулу этого текста, разодрать его на субзаклинания и присвоить. И тут она поняла, что Дрюн что-то ей говорит.
– Повтори, – попросила она, немного задыхаясь.
– Ты точно не хочешь снять антилюбовное заклятие?
Леандра моргнула, подстраиваясь под двойное видение бога.
– Дрюн, выкладывай.
Он вздохнул и взглянул на небо.
– Леа, тебя не удивило, что для Франчески не стал сюрпризом твой рассказ о нашем обществе и беглых имперских богах?
– Я нашла это любопытным.
– А ты обратила внимание на то, что твоя мать схватила Холокаи перед тем, как мы вышли?
– Да, на какой-то миг.
– Она находилась достаточно близко, чтобы что-нибудь ему прошептать.
– Одно-два слова, не больше.
– Я только что подслушал, как Холокаи приказал лейтенанту Пелеки вести катамаран к Скважине, а сам намеревается проверить, не следят ли за нами.
– Разумная предосторожность.
– Наверное. Правда, он сказал Пелеки, что не стоит напрягать тебя, докладывая о его отлучке. Пелеки должен пудрить тебе мозги, чтобы ты не заметила отсутствия Холокаи. Он приказал лейтенанту признаться в том, что нашей акулы нет на борту, только в самом крайнем случае.
Леандра внутренне напряглась, вспоминая, что час назад происходило с её будущими «я». Вроде бы ничего особенного. Вероятно, некоторое усиление нынешнего страдания, усугублённого раскаянием и тревогой.
– И что на это ответил Пелеки?
– Согласился, разумеется. Он же поклоняется Холокаи.
– Кай ещё на борту? Или уже смылся?
– Пока нет.
– Почему?
– Ищет вот это, – верхней рукой Дрюн развернул сверток, который держал в нижних руках.
Сначала Леандре показалось, что это обычное весло, но затем она увидела акульи зубы.
– Я его стащил. Холокаи не покинет катамаран, пока не передаст Пелеки леймако. Без этой штуки лейтенант не сможет должным образом командовать кораблём.
По спине у Леандры пробежал холодок. Холокаи никогда ничего от неё не скрывал.
– Ты думаешь, он… – она оборвала себя на полуслове.
Какие бы сомнения не закрались в душу насчёт её зубастого капитана, они не предназначались для оборотня и бывшего наперсника.
– Спасибо, Дрюн, – она пожала его руку. – Спасибо. Теперь мне совершенно ясно, на чьей ты стороне. Мне очень повезло, что ты у меня есть.
Его тёмно-карие глаза особенно пристально взглянули на неё. Внезапно Леандра поняла, что их разделяет не больше дюйма, ощутила тепло его тела. И почувствовала укол совести за то, что ведёт задушевные беседы с одним из членов своей команды, подозревая другого.
Она выпустила руку Дрюна. Восприятие перестало двоиться, текст исчез, остался только юный бог. Леандра распрямила плечи.
– Будь добр, передай капитану Холокаи, что я жду его в своей каюте.
– Я должен буду проводить капитана?
– Спасибо, не стоит.
Дрюн поклонился и направился на корму. Леандра спустилась в каюту, маленькую, с низким потолком и узким горизонтальным иллюминатором, в который днём между двумя корпусами проникала полоска аквамаринового света. Теперь там была только чернота ночи.
Её тюфяк был разложен, она убрала его и выдвинула низкий столик. Изящный образчик корабельной мебели: бамбуковые ножки, полированная столешница из твёрдой древесины, немного, правда, поцарапанная во время штормовой качки. Леандра зажгла масляную лампу и села перед столом на подушку.
Катамаран переваливался с волны на волну, Леандра облокотилась о стол. Рука выглядела какой-то чужой. Всё менялось так быстро: заклинания изменяли её мысли, эмоции, положение во времени. Но она – это все ещё она, верно?