– Намекаешь на сверхъестественные ощущения собственной демонической природы и груз прошлых жизней? Да нет, ничего такого. Хотя… Ладно, было какое-то предчувствие надвигающейся судьбы, что ли.
– Леа, – он вдруг запнулся. – Ты что, выросла?
– Ага. Неважно. Потом объясню.
– Ты опять что-то от меня скрываешь, как в деле с контрабандой богов?
– Ничего подобного. Ты в курсе всего.
Никодимус перевёл взгляд на жену в небе. Леандра закрыла глаза.
– Пап, что до тетродотоксина…
Молчание.
– Я сделала это потому… короче, чтобы не пришлось убивать тебя по-настоящему.
Никодимус продолжал внимательно следить за полётом дракона.
– Отравив тебя, я совершенно ясно почувствовала, что моя судьба предопределена. Что развязка приближается, и мне её не избежать. Я считала, это мой единственный шанс не убивать тебя… или маму. Может быть, так оно и было.
Он обернулся к Леандре. Морской бриз разметал его волосы цвета воронова крыла, в которых уже поблёскивало серебро.
– Ты меня не обманываешь?
– Нет. И я прошу у тебя прощения, – решительно закончила она, хотя внутри у неё образовалась пустота.
Леандра подумала об антилюбовном заклинании и о том, что сказала бы в том случае, если бы его не было. Уголком глаза она заметила Дрюна, переступившего с ноги на ногу. Наверняка опять придумывает доводы в пользу снятия заклинания.
– С самого детства гадаю, Зимородок я или Буревестник, – сказал Никодимус, отворачиваясь. – Что же, теперь ответ нашёлся.
– Я бы предпочла попить чаю в компании разрушителя цивилизации. Спасители, насколько я понимаю, дрянные собеседники.
– Может статься, мир не так чёрно-бел, как ты себе представляешь, – усмехнулся он. – Может, и Альцион уже не спаситель человечества, и Буревестник – не его палач.
– Хм, временами ты сам тот ещё собеседник.
– Леа, я серьёзно. Ты, я, твоя мать, мы не поборники хаоса. Мы поборники сосуществования богов и людей. Поборники Лиги.
– Ты и мама – возможно.
– А ты разве нет? – он обратил на неё пронзительно-зелёные глаза.
– Я не вижу никакой разницы между Лигой и Империей. Первая травит слабых и убогих неодемонов, вторая – науськивает чарословов на богов.
– Империя занимается не только этим. Знаешь, что происходит в её землях с магически неграмотными? Они, конечно, ещё не рабы, но к тому всё идёт. Законы империи служат чарословам оправданием для угнетения невежд.
– Ты говоришь как проповедник культа Тримурил.
– А разве не ясно, почему? Неужели ты не понимаешь, я должен…
– Оправдать моё существование?
– Да.
Леандра уже открыла рот, чтобы огрызнуться, но тут на неё накатили сомнения. Она потёрла лоб рукой.
– В глубине души, – продолжил отец, – тебе прекрасно известно, что никакой ты не демон. Может быть, в тебе есть демонический язык, но… ты не демон.
– Нет, мне это неизвестно, – Леандра крепко прижала кулак ко лбу и поморщилась. – Если мне что-нибудь и известно, так это то, что я понятия не имею, кто я такая.
Надежда на его лице увяла.
– Ты просто хочешь верить. Верить, что какие бы силы меня не сотворили, в глубине души я – хорошая.
– Да, я в это верю.
– Даже после того, как я тебя отравила?
– Особенно после того, как ты меня отравила.
Леандра кивнула. Чем больше отец страдал от её дел, тем сильнее ему хотелось, чтобы в его страданиях был смысл.
– Пока у нас нет ничего определённого, – Никодимус не сводил с неё глаз. – Лишь слова, сказанные чудовищем. Саванный Скиталец мог и солгать. В конце концов, мир действительно может оказаться не чёрно-белым, а цивилизация богов и людей даже более человечной, чем собственно человеческая, как бы странно это не звучало.
– Ты думаешь о том, как нам обелить… всё это?
– Леа, я хорошо тебя знаю. Ты не Лос. Я могу понять причины твоих поступков. Твой отказ принимать даже мелкие пороки общества доказывает, что ты – хороший человек. Ты стараешься быть справедливой.
– Самые кошмарные ужасы в истории совершены из стремления поступать по справедливости.
– Предупрежден – значит вооружён. Значит, ты будешь избегать подобного.
– А если ты ошибаешься? – Леандра уже не в силах была скрыть раздражение. – Что если я действительно воплощение зла?
– Тогда нам с твоей матерью придётся расстараться и убить тебя, причём более качественно, нежели ты пыталась убить нас.
– Ясно, – рассмеялась Леандра. – Ну а как мы объясним моё существование остальным?
– Будем поддерживать тех, кто проповедует мир и гармонию между людьми и богами. Объявим Вивиан Буревестником, вознамерившимся разрушить цивилизацию, выхолостив язык и уничтожив богов.
– А как быть с самим Лосом Возрождённым? То бишь со мной?
– Сплетни, не стоящие внимания. Да, ты – дочь драконицы. Но это не мешает тебе защищать людей от неодемонов и красть богов у имперцев.
– Думаешь, сработает?
Никодимус осторожно отпустил перила и медленно повернулся к Леандре.
– Более или менее. Хотя слухи о Лосе…
– Сколько союзников тут же отрекутся от нас?
– Немногие, если мы быстро отобьёмся от Вивиан. Однако если ситуация осложнится или война затянется…
– Поползут шепотки, которыми можно будет оправдать отступничество от Лиги?
– Вот именно. Как ты сама считаешь, чего нам следует опасаться прежде всего?
– Большинство моих последователей убито на Скважине, – Леандра вздохнула. – А одного из богов, в чьей верности я усомнилась, больше нет.
– Ты про акулу?
– На него оказали давление, заставив предать наше дело. В итоге всё закончилось деконструкцией. Давай обсудим это позже?
– То есть ты его убила?
– У меня не было выбора.
– Почему?
– Потому что моя дорогая матушка взяла в заложники его сына. И я, и сам Холокаи понимали, что отныне он будет послушным орудием в её руках. Или ты считаешь, она бы отпустила мальчишку? Когда до Холокаи это дошло, он сам попёр на меня. Акула, она акула и есть. Знал же, что я его прикончу, но всё равно напал.
– Лоло? – спросил Никодимус после паузы.
Леандра кивнула и с гневом посмотрела в сторону матери. Неторопливые круги парящей драконицы напомнили ей, как та вилась над «Императрицей», уворачиваясь от молний, лишь бы спасти дочь. К её гневу добавилось раскаяние. Хуже всего, что вместо любви, которая могла бы смягчить эмоции, в душе была пустота. Леандру охватило отчаяние.